Илья Лавров - Наследницы амазонок

– Подожди, папа, с грибами. Давай вернемся к дяде Лене. За что же бандиты его убили?

Вот ведь Шерлок Холмс! – подумал я.

– Им надо было, – продолжала Маша, – взять его за шкирку, привести к тете Тамаре и заставить, чтобы он сам уговаривал свою сестру перевести дом на них. Он же должник их, а, значит, помощник.

– Не забывай, что все они там были пьяные и Булыги тоже…

– Кто? – прыснула Маша.

– Булыги. Это фамилия братьев-уголовников.

Маша прыснула еще сильнее, привлекая внимание пассажиров. Вскочил Кузя, мирно спавший на полу.

– Нормальная фамилия – Булыга. Кажется, белорусская. Есть футболист такой. У меня на работе водопроводчик Булыга Анатолий Михайлович. Слово "булыжник" знаешь?

Маша опять залилась хохотом. Детский сад!

Наконец насмеявшись, Маша выдала:

– Булыги искали какие-то документы, а дом им был нужен, как Кузе пятая нога. И знаешь что, папа, сдается мне, они их нашли.

– Почему ты так думаешь?

– В противном случае разве они отпустили бы живой тетю Тамару… или, может быть… – Маша задумалась.

– Или может быть, они подумали, что нашли, – закончил я.

– Правильно, молодец!

Похвала от дочери!

– Так, папочка, теперь давай поразмыслим, что они искали.

– Документы, а какие – неизвестно. О каких-то документах упоминала еще тетя Людмила в своем последнем письме. Помнишь, она приезжала к нам?– Маша потянула и за эту ниточку. Пришлось рассказывать о тете Людмиле, благо времени было, хоть отбавляй. В конце рассказа я достал ее последнее письмо. Письмо очень заинтересовало Машу. Она читала и перечитывала два листика из школьной тетрадки, нюхала края, изучала конверт. В сущности, она еще ребенок, и все это для нее, конечно, игра в любимого книжного персонажа.

– Странное письмо, – меж тем заключила моя сыщица. – Ты обратил внимание, что на конверте нет штампа из места отправления.

– Да, но тут нет ничего странного. Такое частенько бывает – забыли поставить.

– Смотри, папа. Идет текст, продиктованный тетей Людмилой… так… размашистый почерк… заканчивается этот лист, а вместе с этим и тетя Людмила теряет сознание. И потом уже на другом листе эта "добрая душа", которой диктовали письмо, пишет свои слова от себя лично.

– И что тут странного? – не понял я.

– Повторяю: лист заканчивается одновременно с потерей сознания тетей Людмилой.

– Это совпадение.

– А как ты объяснишь, что второй листик, на котором слова уже не тети Людмилы, а незнакомого человека, не совпадает по цвету с первым. Он, судя по разной желтизне, вообще вырван из другой тетрадки. Вот представь: ты пишешь кому-нибудь письмо, вырываешь из тетради лист, он у тебя заканчивается. Ты что же, будешь вырывать лист из другой тетрадки?

– Погоди… Что ты хочешь этим сказать? – но догадка уже и сама озарила меня.

– Что до нас, возможно, дошла не вся информация. Человек, которому тетя Людмила диктовала письмо, оставил у себя второй лист, а нам подсунул другой. Следовательно, нам нужно найти этого человека.

– Как же ты его найдешь?

– Элементарно…

Тут уж прыснул я. Как это моя дочь не добавила к слову "элементарно" фамилию доктора Уотсона. Но Маша не дала мне посмеяться, осадив меня неожиданными выводами:

– Это женщина, молодая, примерно двадцати лет, в больницу попала ненадолго, а работает она на почте.

Наверное, я хлопал глазами от неожиданности, – Маша, посмотрев на меня, улыбнулась:

– Все просто, папа. Хотя бы что это женщина, тебе понятно?

– Почерк?

– Да. И обстановка. Письмо написано в больнице, более того – в женской палате, тетя Людмила ведь не вставала. Дядя Леня к ней ни разу не пришел – он исключается. Из мужчин остаются только родственники больных и врачи. Родственников отметаем. Врачи этого делать не будут, им и без того дел хватает. Поверь мне, я знаю, сама ведь с аппендицитом лежала. Но даже и из женщин никто к твоей тете не приходил, она об этом пишет в письме. Значит, остается только соседка по палате. То, что она молодая, можно сделать вывод по легкому налету духов, сохранившихся оттого, что ты держал письмо в конверте. Плюс психология пожилых женщин: если и просить кого-то, то не ровесницу, а того, кому не трудно будет это сделать.

"Психология пожилых женщин"! Двенадцатилетняя девочка! Я был потрясен. Впрочем, вспомнил: небось, залезла в книги мамы-психолога.

– Почему же ты сказала, что в больнице эта женщина лежала недолго? В письме же написано: "Сама лежала в больнице". Только не говори, что это тоже элементарно.

– Этот пункт самый уязвимый. Тут я вспомнила о другой психологии – лжеца. Если она обманула нас, утаив второй лист письма, почему бы ей, объясняя задержку письма, не приписать, что она сама лежала долго в больнице. А то, что эта женщина работает на почте, я вывожу из-за отсутствия штампа на конверте. Штамп со временем отправления чуть ли не на два месяца позже смерти тети мог вызвать подозрения, как бы долго эта женщина в больнице не лежала. А так часть вины за задержку можно свалить на плохую работу почты.

Тут в голове у меня забрезжила неожиданная догадка.

– Маша, ты говорила, что за это лето перечитывала только "Шерлока Холмса"?

– Да.

– И сколько же раз?

– Четыре…

Четыре! Четыре тома по четыре раза! Штудировала!

Маша быстренько попыталась перевести тему разговора:

– Но это к делу не относится. Значит, сначала мы…

Тут я уже не выдержал:

– Сначала мы должны продать дом! Потом походить по лесу, пособирать грибы…

– Опять грибы!

– … и благополучно живыми и здоровыми вернуться домой. Кому-то скоро в школу!

– Опять школа!

–

И больше никаких расследований, поняла!

В Будогощи мы пересели в рабочий поезд, который специально дожидался электричку. Кузя даже успел пометить местные столбы. Билеты купили у проводников. Проблем с провозом собаки не возникло, и так было пройдено последнее препятствие, отделявшее нас от приключения.

Всю оставшуюся дорогу до Хвойной, я пытался объяснить дочери, почему мы не будем влезать в эту историю. Она слушала внимательно, потому что я сразу показал ей свой шрам под сердцем, и Маша узнала, наконец, откуда он появился.

Это было незадолго до ее рождения. Странная история с моей книжкой, только что вышедшей. Персонажи ее ожили, или, вернее, существовали в действительности, хоть я, ее создатель, об этом и не знал. Одни из них – бандиты – гонялись за другим – фотографом. И тут встрял я со своей книжкой, как раз поступившей в продажу. И пришлось мне самому искать этого выдуманного мной фотографа, пока не получил нож в бок. С тех пор мы с Надей зареклись: никаких историй и приключений – испытавшие их в другой раз себе такого не пожелают. И вот теперь ты, Маша, хочешь сбить меня с дороги. А знала бы ты, как переживает сейчас твоя мама!