Иоанна Хмелевская - Гарпии

— А соседка?

— Вы о какой соседке?

— Мы располагаем сведениями, что на той позапрошлой неделе, ещё до пятницы, вы общались с вашей соседкой по дому, даже по лестничной площадке, пани Прухник.

— А что, я не имею права с ней общаться?

— Имеете, конечно. Опять же мы располагаем сведениями, что вместе с соседкой вы слушали рассказ её брата об одной старой американской миллионерше. Этого вы тоже не помните?

— Это как раз помню. Брат у неё такой забавный молодой человек. Рассказывал, как к его знакомым приехала смешная столетняя американка в умопомрачительных шляпках, и тому подобную чепуху.

— И он ни разу не упомянул фамилии этой американки?

— А должен был упомянуть? — удивилась пани Вероника. — Да я слушала вполуха, если и упомянул, не обратила внимания. Но если хотите, спрошу Эву, может, она запомнила.

— Да, у пани Эвы память хорошая…

И тут в беседе наступила внезапная пауза. Вероника продолжала сохранять спокойствие, но чувствовалось, как в ней росло напряжение. Бежан это интуитивно почувствовал. И догадался — у неё хватит ума самой не задавать ненужных вопросов, но надолго ли ей хватит выдержки? Явно встревоженный Павляковский подобрал ноги под себя и теперь сидел неестественно выпрямившись. Два сотрудника полиции застыли у входа как два бронзовых памятника. Переглянувшись с Робертом, Бежан указал помощнику глазами на сумку Вероники и достал из кармана бумагу.

— Вот ордер на обыск, чтобы не было недоразумений. Ознакомьтесь. Попросим присутствовать понятых. Михал, зайдите к соседям Прухникам.

Озадаченный пан Прухник не понял, зачем его тянут к соседям в столь неурочное время, у Михала было слишком мало времени, чтобы по дороге объяснить ему. Пришлось ещё раз пояснить, кажется, шурин Мартинека тоже особой сообразительностью не отличался.

Павляковские меж тем успели ознакомиться с ордером прокурора на обыск.

— Пусть роется, если хочет, — презрительно пожала плечами Вероника.

Бежан не стал медлить.

— Ну-ка, мальчики, приступайте.

Первое, что сделал Роберт, — достал из сумки Вероники Павляковской лежавшие на самом верху темно-замшевые перчатки, не очень новые…

— Я знаю жизнь, мой дорогой, — говорил Бежан Роберту, когда они опять ехали на улицу Йодловую. — Преступник может целенаправленно громоздить одну улику за другой, чтобы ввести следствие в заблуждение. Баба врёт — хоть уши затыкай, но это ещё не доказательство её вины. Может врать для собственного удовольствия. Перчатки… что ж, вроде бы те, но сами мы с тобой этого не определим, подождём лабораторный анализ, вот если бы она зашила перчатку, тогда уж больше шансов, а так… Подождём.

— Что касается Павляковского, беру свои слова обратно, — сказал Роберт. — Думаю, он ни о чем не знал.

— Поэтому и едем к гарпиям. Скажем девушке — её отец не при чем. Подозревать собственного отца… такое может ей жизнь отравить.

Роберт продолжал рассуждать вслух:

— Видишь, эти проклятые бабы оказались правы. Он не свинья, не последняя сволочь, просто самый обыкновенный бабник. Сдаётся мне, на этой своей теперешней жене он женился вынужденно, должно быть, допекла его, вот и женился, чтобы успокоилась. И охотно избавится от неё. Заметил, как отреагировал на то, что Хубек за ней приударял? Вовсе не из ревности…

— Ну, не скажи. Это было четыре года назад. Тогда, возможно, он ещё ухлёстывал за ней.

— Ничего не скажешь, — привлекательная особа, — задумался Роберт. — Может, тогда и ухлёстывал, потому и вспомнил. Задним числом приревновал.

Не забыл Роберт минуты, когда Павляковский внутренне напрягся, сделал свои выводы и настоял, чтобы после обыска их не оставили наедине с женой. В полицию их доставили в разных машинах, невзирая на яростные протесты Вероники. Павляковский же не протестовал, видно было, что сильно взволнован, он не стал качать права. Внимательно просмотрел предъявленные ему фотографии и без колебаний ткнул пальцем в пана Хубека:

— Этот. Так родственник или хахаль?

— Родственник, родственник, — успокоил его Роберт. — Двоюродный брат, Дариуш Хубек. Вы его дома застали, не так ли?

— В том-то и дело! Возвращаюсь, после одиннадцати — а тут сидит этот мерзавец, она в халате. Кузен, говорит, семейные неприятности, я и поверил. Потом несколько раз звонил, я ноль внимания, кузен так кузен, а теперь вдруг узнаю — мозги мне пудрила! Никогда не видела своего кузена? Не узнала на фото? Панове, хватит крутить, скажите, холера, в чем дело? Может, я и не Бог весть какой высокоморальный, но своя гордость у меня имеется, ревнив до чёртиков, не собираюсь меняться, был таким всю жизнь, а толкотни никогда не выносил и ещё в состоянии завести себе персональную бабу.

Очень довольный собой Роберт радовался:

— Ни в жизнь этот тип не признался бы, не будь он в нервах! А мы теперь знаем — встречалась она с Хубеком, все от него знала, с Вандой Паркер знакома была с времён пребывания в Штатах, склероз ей не поможет, найдутся свидетели их знакомства. А бабника Павляковского спасла его дурацкая ревность, не проболтайся он, соучастие было бы гарантировано, как в банке. А так — чист, подлец.

На Йодловой их уже ждали, ведь Бежан предупредил о визите.

Меланья не теряла времени даром. Анализировала происходящее и делала свои выводы, которые отнюдь не скрывала от сестёр. Рациональный способ мышления позволял ей делать выводы в принципе правильные, однако склочный характер заставлял вешать сёстрам лапшу на уши, что самой Меланье доставляло грандиозное удовольствие. Вообще, дразнить этих дур всегда приятно, вот и теперь она была чрезвычайно довольна собой.

— Полиция кое-что соображает, — громогласно рассуждала она. — И в конце концов, у них имеется лаборатория с разным таким оборудованием. Наши перчатки их не устроили, неподходящие оказались, и полиция пришла к выводу, что Вандзю прикончил кто-то посторонний. Влез в окно и прикончил. Конечно, мы могли его понять, но сомневаюсь. Доротка могла устроить пожар, но вряд ли управилась бы с двумя печками, там с одной-то хватает хлопот. Я начинаю верить, что убийца и в самом деле за ней охотится…

— Можно знать, зачем? — громко поинтересовалась Фелиция, поливая в гостиной цветочки.

— Идиотский вопрос, — обрадовалась Меланья. — Чтобы после её смерти унаследовать немалое состояние. Анджей наследует автоматически, поскольку родной отец. Вот интересно, он лично пытался задавить её на машине и толкал под трамвай?

Сильвия была шокирована.

— Ты никак спятила, собственную дочь? Неужели Анджей так изменился с годами? Ведь раньше у него был мягкий характер. И хорошо воспитан… Вот, сами намажете печенье кремом и повидлом, ставлю все на стол, мне не хочется заниматься этим. А почему ты думаешь, что это все делал Анджей?