Иоанна Хмелевская - Бычки в томате

— На браслете, — вырвалось у Марты.

— Браслете, — старательно повторил господин Мульд­горд. — Две литеры от имена, утрачена W, оставлена J. Лите­ра живот в вода утеряше.

По мере поступления информации мы приходили во все больший восторг. Стефан извлек из ведерка со льдом оче­редную бутылку шампанского и принялся потихоньку ее от­крывать.

— А все это случайно не косвенные доказательства? — оза­боченно спросил он. — Прямые-то улики есть?

В голосе герра Мульдгорда опять послышалось сильное смущение:

— Доводы имеем також. Однако един велик проблем есть. Дама вкупе с сеть и каменем зрела особа, в уме поврежден­ная. Уведомила о сем лекаря не в оное время, токмо тремя деньми постфактум. Суждение лекаря таково: сие правда, не вымысел, не фантом. Зело трудно дело.

— Ага! — так восторженно гаркнула Магда, что рука у Сте­фана дрогнула и пробка выстрелила.

— Ой, не лей мне в туфли! — с несвойственной ей живос­тью взвизгнула Эльжбета.

— И где сейчас эта дама? — поинтересовалась Алиция. — У нас ее нет, и мы очень надеемся, что и не будет.

Господин Мульдгорд опять смущенно кашлянул.

— Тьмы и тьмы проблем бя... бы...

— Будут, — помогла Магда, встраиваясь в оригинальную речь полицейского.

— Будут. Дама восходяше в Гедсер на паром, днесь обреташеся в народный демократ Германий. По разумению на­шему, в Польша стремится, а во след документы дела сего, оные ранее будут, аэроплан лететь. Согласие достигнуто. Во­истину велика радость моя есть, поелику сие дело уж не мое есть, проблем власы во белы переменяти, в Данмарк должно над оная дама суд правити. А боле мне не ведомо.

— А тело покойного Буцкого?

— Бренное тело такожде по аэру лететь.

— Мать моя женщина, вы представляете, какой сейчас в Польше кипиш начнется? — поежилась я. — Нетушки, я в ближайшее время домой не поеду, лучше здесь пережду, по­ка все успокоится.

— Ужли громы шампанския слышавше ухо мое? — заинте­ресовался господин Мульдгорд и похвалил наши действия. — Сей почин зело верен. Такожде учиняху совокупно со жена моя.

— Передайте привет супруге от всех нас! — весьма умест­но и элегантно завершила разговор Алиция.

— Вот, пожалуйста, из-за этой криминальной вредины гос­подин Мульдгорд теперь станет алкоголиком, — огорчилась Мажена. — И где он теперь шампанское возьмет? Ведь уже все магазины закрыты.

— Может, у него дома есть...

— Пиво и вино уж точно есть. Не беспокойся, чтоб отпра­здновать, ему хватит.

— Плюх! — произнес Олаф весело, но настоятельно.

— Плюх-плюх, — охотно поддержал его Стефан. — По­скольку я в Швеции живу, могу двинуть домой в любой мо­мент. Алиция, если не возражаешь, завтра и отчалю. Остав­ляю тебя со спокойной душой и на чистом воздухе.

— Раз надо...

— Господи, как здесь хорошо, но мне тоже пора, — вздох­нула Магда, — Придется через Швецию возвращаться, а то еще прицепятся к польскому паспорту на фоне этой облавы. Стефан, возьмешь меня с собой?

— Вот так я и влип. Как ни крути, а привезу жене невес­ту! Да возьму, возьму! В крайнем случае, высажу тебя за углом.

— Вот тогда у жены действительно будут основания для подозрений...

— А мы пока нет, — сказала Эльжбета. — Алиция, мы у те­бя еще погостим?

— Вечно ты пристаешь со своими дурацкими вопроса­ми, — вежливо ответила хозяйка дома, сменив, наконец, вы­нужденный оскал на искреннюю улыбку гостеприимства.

Будь это девятнадцатый век, то при таком литраже выпи­того шампанского мы усидели бы как минимум два бочонка устриц. Закупленный, казалось бы, в диких количествах сыр таял на глазах, хотя Алиция предпочитала к шампанскому ко­фе. Магда бросилась на кухню с очередным опустошенным кофейником.

— А вот интересно, кто полициантам обо всем настучал? — озадачилась Мажена. — О теннисе они могли из Польши уз­нать... А вот о брелочках? Правда, что ли, что у нее J осталось? И кто это подсмотрел?

Ответом был стук калитки и скрип входной двери.

— О, Мариан! — обрадовалась Алиция. — Странное дело, а ведь он мне совсем не мешает.

— Даже наоборот, — поддакнула я, тем более что имела на сей счет свои соображения. — Еще как пригодится. Опять же курьи ножки в кастрюле остались. Интересно, а вчерашнюю-то он принес?

— Ах да, кастрюля! — воскликнула Мажена и кинулась на­встречу входившему Марианну.

Мой вопрос был неуместен. Мариан держал кастрюлю пе­ред собой, прикрываясь ею, как щитом. Мажена схватила ее и внимательно осмотрела:

— Ты ее мыл или только вылизал?

— Ну, как же, понятное дело, вымыл! — оскорбился Мари­ан. — Сестра как прокурор над душой стояла. Сказала, чтобы я ее не позорил и чтобы блестела. Ну, не блестит, так что?

— Ничего, и так сойдет. Тут от обеда кое-что осталось. Будешь?

— Почему нет...

Подобревшая с отъездом Юлии Мажена навалила в мел­кую салатницу остатки голеней, риса и макарон, и в две ми­нуты подогрела это в микроволновке, чтобы лишний раз не подпускать Марианна к сложной бытовой технике.

— Можешь есть прямо отсюда Ложкой. Ну так и быть, держи вилку и нож...

— Между прочим, это не салатница а крышка от жаро­прочной кастрюли, — мягко заметила Алиция. — Ну, ничего, есть из этого можно.

Усаживаясь со своей едой в салоне, Мариан не преминул окинуть исследовательским взглядом крайне убогий набор продуктов на столе: шампанское, сыры и соленое печенье. Ну, и кофе со сливками на сладкое.

— Одну брючину нашли, — сообщил он с грустью. — Мою. Столько камней напихано, что лежала там, как клеем нама­занная, едва оторвали. Говорят, больше нечего там ловить.

— Все равно, какой тебе с этого прок, раз одни обрывки, — утешила его Магда, размещая на столе кофейник и новый па­кетик сливок.

Мариан испытывал противоречивые чувства. Еда явно до­ставляла ему удовольствие и улучшала настроение, но радость поедания была отравлена изнутри горечью обиды.

— И на фига эта Юлия так корячилась с одеждой? Вещи были крепкие, легче было просто камней напихать и цели­ком утопить. Правда ведь? Точно она это мне назло сделала, а чем я виноват?

— Как это что? Бычков ее сожрал.

— Ну ладно бы только носки утопила пусть даже две па­ры! — продолжал ныть Мариан. — Но не все же подряд! А еще полицейские меня расколоть хотели, да еще на голодный же­лудок, будто это я того Буцка долбанул. А это вовсе и не я был, а его сволочная баба. Мало того, что мочканула бой-френда, так еще и одежду мою порвала, как собака психованная.

— А на каком языке тебя допрашивали? — полюбопытст­вовал Стефан.

— По-разному. Со мной Арнольд был, так он по-английскому здорово шпрехает, а я как придется. Обоих нас тряс­ли, совсем озверели, с самого утра, а потом еще раз.

— И о чем спрашивали?

— О ерунде всякой. Играет ли она в теннис, а откуда мне знать? Арнольд тоже без понятия. Вот о висюльке, это да, тут я поклясться могу.