Джоржет Хейер - Никотин убивает…

— Но я боюсь, что наш бедный Гай слишком глубоко переживает все это, — немедленно перевел разговор на другие рельсы смышленый мистер Брук.

— Ну, это неудивительно, ему не досталось наследства.

Натолкнувшись и в этом пункте на непонимание, Брук решил вообще сменить пластинку:

— Но мне кажется, что все же это в нем больше от природного артистизма, чем от действительно глубоких переживаний! — сказал он, чуть прищурив один глаз, как бы сразу давая понять, что он относится к своему деловому партнеру не без здоровой доли скепсиса.

— Угу, — только и ответил ему Филдинг, которого тошнило не только от Гая, но и от Брука.

— Но ведь, с другой стороны, старик Мэтьюс был порядочным гадом, не правда ли? — снова резко поменял направление Брук, ища хоть какого-то положительного отклика.

Но на сей раз доктор вообще решил воздержаться от ответа и сделал вид, что погрузился в глубокое скорбное раздумье. В душе он проклинал болтливого Брука совершенно не в христианских выражениях.

Оглядевшись, мистер Брук неожиданно сказал:

— Хм, у этой женщины прическа напоминает нечто среднее между конским хвостом и стальной пружиной.

— Что-о?

— Вам, наверное, это кажется немного нахальным — обращать внимание во время похорон на женщин, но уверяю вас — в моей карьере такое переключение с одного на другое очень помогало.

— О чем вы говорите? — с отвращением сказал Филдинг, отодвигаясь от Брука.

— Да вот! — Брук кивнул на миссис Лаптон. — Какая величавость, какая игра пышной женской плоти…

Доктор, бросив еще один презрительный взгляд, отошел от него.

Наконец, после отпевания, все постепенно стали выходить во двор и рассаживаться по машинам. На сей раз Агнес не смогла отказать своей матери, которая пригласила ее с мужем к себе, и Оуэну пришлось, ворча себе под нос, подчиниться.

Рэндалл тем временем успел оскорбить обеих теток своими пространными рассуждениями о бренности их житейских устремлений и, весьма довольный произведенным эффектом, быстренько оставил их и подошел к Рамболдам.

— Здравствуйте! Ну как вам понравилось представление? — обратился к ним Рэндалл.

— О чем это вы? — приветливо переспросила миссис Рамболд, которая думала, что приятный с виду молодой человек намерен сказать нечто соответственно приятное и светское.

— Я имею в виду отчаянные усилия честных родственников отравленного изобразить на лице скорбь, — сказал Рэндалл.

— Ну что вы говорите, мистер Мэтьюс! Разве можно? Они, я уверена, искренне переживают! Ведь это естественно, не правда ли, Эд?

Эд Рамболд кивнул, но ответил несколько уклончиво:

— Конечно, нельзя утверждать, что никто из них не скорбит по Грегори.

— А давно ли вы знакомы с этой чувствительной семейкой? — спросил Рэндалл, курьезно задрав брови.

— Нет, года три! — отвечал Рамболд, смеясь.

— И ваша вера в их искренность выдержала трехгодичное испытание? О, вы стоик! — воскликнул Рэндалл. — Значит, вы не будете в шоке, если я напрямую спрошу вас, кто, по вашему мнению, наиболее вероятный подозреваемый из всей моей родни?

— Напрасно вы задали мне это вопрос, — помрачнел мистер Рамболд. — О таких вещах говорить просто… недостойно.

Миссис Рамболд, спешно пытаясь загладить неловкость, торопливо заговорила:

— Нет, конечно, наверное, так говорить нельзя, но ведь родственники, безусловно, имеют на Грегори обиды. О покойниках плохо не говорят, но уж Грегори был просто невозможен… Во многих отношениях. А то, что он хорошо относился к тебе, Эд, ничего не значит, потому что к тебе все вообще хорошо относятся.

— Чепуха, — сказал ее муж. — Он любил меня, потому что я был нужен ему как партнер для шахмат. И потом… Он знал, что в любой момент может обидеть меня, и… это ему было приятно, наверное.

— Да, я так и понял, что вы вели себя с дядюшкой крайне тактично, — сказал Рэндалл. — Так же поступал и я. Так было меньше нервов.

— Да, хотел бы я, чтобы кто-нибудь оставил мне солидное наследство только за то, что я был с ним тактичным, — с усмешкой заметил Рамболд.

— Зато это доставило мне массу неприятностей! — вздохнул Рэндалл, не обидевшись на намек. — Полиция ужасно мной интересуется, прямо-таки назойливо.

— Какой вздор! — воскликнула миссис Рамболд, покрываясь чуть заметным румянцем. — Вы не можете иметь никакого касательства к отравлению, не правда ли?

— Именно этого и хотели бы все мои родственники — чтобы оказалось, что Я МОГ иметь касательство, — сказал Рэндалл грустно. — Да, кстати, разговор о родне напомнил мне, что мне надо еще заехать в «Тополя» поздравить мою милую тетю Зау Мэтьюс с таким мастерским, таким щемящим душу выступлением, которое она опубликовала в прессе.

Рамболд ехидно скривил губы, но спросил при этом:

— Зачем вам это нужно, Рэндалл?

— Да так, просто небольшой знак галантного к ней отношения! — сардонически улыбнулся Рэндалл и, откланявшись, направился к своей машине.

Рамболд, проводив его глазами, сказал своей жене:

— Какой странный парень! Интересно, все это у него просто поза или он действительно так дурно относится к людям?

У родственников Рэндалла не было по этому поводу ни малейших сомнений. И потому было удивительно, что Стелла, завидев его из окна, идущего по двору, объявила присутствующим так:

— О, как хорошо! Пришел Рэндалл.

Миссис Зау Мэтьюс, занимавшаяся последние минут пять тем, что сморкалась в носовой платок на разные лады, подняла голову и переспросила:

— Ты заболела, девочка? Какая польза может быть от прихода Рэндалла, кроме вреда?

— Уж лучше Рэндалл с его сомнительными шуточками — впрочем, он частенько оказывается прав… чем эта гнилая атмосфера. Одни склоки и фанаберия — вот и вся наша семья! Он, по крайней мере, нормален психически, а если послушать ваши перепалки с Гарриет или с тетей Гертрудой, то можно заподозрить обратное…

— Ты, видимо, переволновалась, — дрожащим от возмущения голосом заметила ей миссис Мэтьюс. — Я не виню тебя… Но ты прибавляешь к моему немалому горю еще и беспокойство за тебя, за твою душу… И я просто слов не нахожу, чтобы…

— Ничего, тетушка Зау, вы найдете слова, если только припомните что-нибудь из Данте или Мильтона. Неужели трудно воспроизвести высокий штиль после столь скорбных похорон? — Рэндалл Мэтьюс уже стоял в дверях.

Стелла резко обернулась к нему. Миссис Мэтьюс от неожиданности перестала натужно сморкаться в свой совершенно сухой платок и заметила Рэндаллу, что все-таки у них траур и в такой день нужны и слова соответствующие…

— А может, попробуем вести себя естественно, ведь все устали после долгой и нудной службы и…

— Рэндалл! — воскликнула миссис Мэтьюс. — Неужели у тебя нет ничего святого?