Логунова Елена в «Эксмо» - Кактус Нострадамуса

Мне стало совестно. Если я все правильно поняла, этой несчастной девушки уже нет в живых, а я критикую ее за ошибки в текстах, как нехорошо…

С другой стороны, эта несчастная девушка по-свински поступила с Зямой, ославив его на весь компьютерный мир как живодера-котоненавистника.

С моей стороны это тоже было довольно жестоко, но я немедленно позвонила Трошкиной, потому что она сама просила держать ее в курсе всего.

– Алка! Я только что совершила неожиданное открытие! – похвасталась я.

– Я тоже, – зевнув, проворчала подружка.

– А ты что открыла? – удивилась я.

– Глаза! Какого дьявола, Кузнецова, ты знаешь, который час? Четвертый! – тут она окончательно проснулась и испугалась:

– Что с Зямой? Он нашелся или нет?

– Он не нашелся, зато я кое-что нашла. Помнишь труп номер два?

– Поливанко?

Я уточнила хронологию и поправила нумерацию:

– Номер три.

– В розовом пальто?

– Да! – я ликовала, ибо было очень приятно продемонстрировать свои дедуктивные способности, даже если демонстрация пришлась на неурочное время. – Эта девица – никакая не Верочка! Ее звали Уля Блиндухова. Она пленилась прекрасным незнакомцем и сделала все возможное, чтобы узнать, кто он такой.

– И кто же он?

– Наш Зяма! Ушлая девица вцепилась в него, как клещ, и стала преследовать, но вместо счастья в личной жизни нашла смерть на лодочной станции.

– Как жаль, – сказала Трошкина так сухо, что между строк читалось: она сама с удовольствием пачками отправляла бы на тот свет приставучих девиц, осаждающих ее любимого Зяму.

– Так что, Алка, у нас есть хорошая новость: по крайней мере, убийство дамы в розовом не связано с гибелью Лизоньки и Поливанко, то есть это другая история, – рассудила я.

– Ты думаешь? – усомнилась Трошкина.

– Еще подумаю, – пообещала я. – Все равно мне спать не хочется…

Тут рот мой сам собой растянулся в зевке.

– Слышу я, как тебе не хочется спать, – хмыкнула чуткая Алка. – Ложись в постель, мисс Марпл! Поговорим о твоем открытии утром. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, – согласилась я.

Напряжение схлынуло, и я почувствовала себя уставшей.

Сводный хор имени Базилио Матроскина срывал овации и крыши в чужом дворе, и доносящиеся до меня отголоски звукового шоу сошли за колыбельную.

Я уснула, но до самого утра в моих ночных видениях присутствовали кисы. Они были не на первых ролях, а в эпизодах, как черная кошка в «Матрице». В отсутствие назойливого звукового сопровождения это меня не раздражало, только немного нервировала повторяющаяся, как заезженная пластинка, фраза: «Где кот? Почему его не нашли?» Происхождения ее я не помнила, но голос и интонацию не забыла, и сердитый бас бурчал и бурчал у меня в голове:

– Где кот? Почему его не нашли?

– Где кот? Почему его не нашли?

– Где кот? Почему…

– Код! – с этим словом я проснулась. – Код, а не кот!

Во сне я перепутала слова. «Где код? Почему до сих пор не найден? Мы так не договаривались! Возвращай половину суммы!» – рычал в телефонную трубку бывший топ-бандит, а ныне банкир и вдовец Максим Горохов.

Помнится, он предполагал, что собеседник хочет его кинуть, а посему грозился сам его урыть.

Я поморщилась, неприятно удивленная тем, что так хорошо запомнила вульгарную ругань. С какой стати мне вообще снится Горохов с его поисками кода?

– А что, если не кода, а все же кота? – тихо шепнул внутренний голос и выжидательно замер.

Я повторила, как бы пробуя фразу на слух:

– Где кот? Почему до сих пор не найден? Мы так не договаривались! Возвращай половину суммы!

Это звучало бессмысленно, потому что глупо было предполагать, что владелец банка будет вести переговоры о поисках кота, да еще требовать за невыполнение соглашения неустойку. Это что за кот должен быть, чтобы ему столько внимания?

– Не знаешь народного языка, а еще филолог, – процитировал мой внутренний голос другого сурового мужчину – майора Кулебякина. – Котами в просторечьи называют кого?

– Любовников! – вспомнила я.

И схватилась за виски, потому что устремившиеся на свои места кусочки-пазлы вызывали у меня такое головокружение, что потемнело в глазах и зазвенело в ушах.

– Иду я, иду! – плачущим голосом прокричала Алла Трошкина, за неимением возможности вышвырнуть прочь из своей жизни невыносимую подружку, бешено отбрасывая в сторону ни в чем не повинное одеяло.

Растрепанная, как цветок в петлице жениха на финише свадебного гуляния, Индия Кузнецова высилась на пороге во весь свой немалый рост и, несмотря на небрежную прическу, выглядела по-королевски. Регалиями монаршей власти смотрелись гамбургер в одной руке августейшей Кузнецовой и огурец в другой.

Хруст, с которым Инка впилась зубами в огуречный скипетр, лучше всяких слов говорил о том, что революционная ситуация назрела. Верхи не могут, низы не хотят, и все слои общества, от сливок до подонков, с мортирами и вилами наперевес идут на баррикады прямо сейчас, без утреннего туалета и завтрака!

Трошкина безнадежно посмотрела на слона с часами в пузе. Было шесть утра. Исторический залп «Авроры», как ей помнилось, раздался много позже, но напоминать об этом Кузнецовой, когда она в настроении расшатывать устои и свергать верхушки, было бессмысленно.

– Куда мы? – спросила Аллочка, покорно принимая свою роль в истории и уточняя исключительно координаты баррикад.

– К царю Гороху, – ответила ей революционная подруга, яростно объедая державный гамбургер.

Это было непонятно, но интересно.

Поскольку организатор народного восстания И.Б. Кузнецова не стронулась с места, только нетерпеливо топала ножкой, народ в лице А.А. Трошкиной от расспросов воздержался, решив прояснить направление движения непосредственно по пути в светлое будущее.

Поглядывая на Инку, чтобы уподобиться в экипировке образцу, Аллочка быстро натянула джинсы и свитер, сунула руки в рукава спортивной куртки, а ноги – в удобные ботинки, покрыла буйну голову вязяной шапочкой и совершенно по-пионерски доложила:

– Я готова!

– Молодец, вот, возьми огурец! – срифмовала Инка, вместе с зачином походной речевки выдав соратнице непорочный овощ из кармана собственной спортивной куртки.

Из другого кармана был извлечен непочатый гамбургер.

– Такси ждет во дворе, – проинформировала Инка Алку уже в лифте.

Трошкина кивнула, старательно пережевывая съедобный дар свыше – из квартиры подруги на восьмом этаже.

– Куда едем? – спросил меланхоличный таксист, приглушая звуки надрывной песни из радиоприемника.

– В Царское село, – ответила Кузнецова, укрепив подружку в понимании того, что настал-таки красный день революционного переворота.

– Кого свергаем? – тихо, чтобы не напугать таксиста, не знающего, во что он впутался, спросила Алка.