Ирина Потанина - Пособие для начинающих шантажистов

— Т-с-с-с! — Виктория приложила палец к губам, — Раздевайся, проходи в гостиную. Дашка, я надеюсь, еще спит.

— Не сплю! — тоже шепотом отозвалась тут же появившаяся на пороге детской десятилетняя дочь Виктории, — Ой, мам, что это с тобой? — девочка явно испугалась вида Виктории, потом подумала и сама нашла себе утешение, — Это новая мода, да?

— Мы на маскарад ездили, — в очередной раз спасла Викторию от объяснений я.

— Катюша, ты!? — Дарья переключилась на меня. Чуть не споткнувшись о подол собственной ночной рубашки, девочка кинулась мне на шею. Дашка была ровесницей моей родной Сестрицы Настасьи, поэтому в наших отношениях прослеживалось некоторое панибратство.

— Замри! — шикнула на неё зоркая мать, — Сейчас мне всю тётю Катю перемажешь! И что это опять за "Катюша"?!

Виктория считала, что восемнадцатилетняя разница в возрасте обязывает Дарью обращаться ко мне на "Вы".

Дарья замерла, потом виновато улыбнулась и спрятала за спину выпачканные в шоколаде пальчики.

— Я же не нарочно!

— Каким, интересно, образом можно "не нарочно" истребить половину коробки конфет?! — грозно зашипела Виктория, успевшая уже заглянуть в комнату и оценить ущерб, нанесенный дочерью запасам сладкого.

— Девочки, а что, кто-то еще спит? Чего мы шепчем? — я поспешила перевести разговор на другую тему, дабы моей любимице не влетело.

— Ну, — Дашка серьезно заглянула мне в лицо своими лучистыми голубыми глазенками, продолжая шептать, — Шепчем…Видимо, чтобы не спугнуть утро…

Мне вдруг сразу стало как-то тепло. Я обожала Дарью за подобные высказывания.

— Хватит болтовни! — Виктория первая заговорила в полный голос. Иногда меня поражало, как она может так легко перевоплощаться. Сейчас она отлично справлялась с ролью строгой матери, — Чего ты не спишь!?

— Тебя дожидаюсь! — Дашка манерно прищурилась, и стала до смешного похожа на мать, — Имею же я право на свидание с собственной любимой мамочкой!

— Марш мыть руки! — Вика едва сдержала естественную улыбку. Иногда мне становилось жалко подругу: наверное, невыносимо сложно постоянно контролировать собственные мышцы, истребляя все, не положенные по статусу, выражения лица.

— Ты не думай, — обратилась Вика ко мне, когда мы прошли, наконец, в комнату, — Дарья меня вовсе не дожидалась. Она только что проснулась. Татьяна в шесть утра на базар уходила и её разбудила. А то выходит, будто это чадо меня чуть ли не всю ночь ждало…

Татьяной звали домработницу Силенских.

— Я и не думаю, — поспешила согласиться я, зная, что малое количество времени, уделяемое общению с ребенком, является для Виктории больным вопросом. Я опустилась в мягкое кресло и почувствовала, что засыпаю, — Вик, ты кофе обещала…

— Еще одна ноющая! — тяжело вздохнула Виктория и отправилась в кухню. Отсутствие домработницы явно тяготило её, посему процесс приготовления кофе мог слегка затянуться. Это давало мне хотя бы десять минут на обдумывание происходящего. "Итак, Виктория Силенская умудрилась…" — монотонно забубнил Здравый Смысл.

— Катюш! Расскажи про журналистику! — Дашка с разбегу забралась ко мне на колени.

— Ой, — я не собиралась смиряться с отсутствием у меня возможности сосредоточиться, — Даш, давай в другой раз, а?

— Не-а, — вообще-то наша Дарья всегда была очень послушной и хорошей девочкой. Просто я, видимо, считалась для неё настолько "своей", что переносить правила приличного поведения на общение со мной ей в голову не приходило, — Расскажи про журналистику!

В раннем детстве Дарья попала под мое пагубное влияние. Ввиду того, что до покупки квартиры в центре Виктория Силенская жила со мной на одной лестничной площадке, Даша и моя сестрица массу времени провели в одном манеже. Естественно, я возилась с ней не меньше, чем со своей Настасьей. Конечно же, забавы ради, я таскала девчонок с собой в редакцию, в офисы к заказчикам и в прочие совершенно неприличные места. Моя мама, смеясь, называла их тогда "начинающими секьюрити". С тех пор и у Дарьи и у моей сестры появилась мечта — заняться журналистикой. И я, и моя мама, и Виктория в тайне надеялись, что в более зрелом возрасте девочки изменят свой выбор. "Минимум экономистом, как мама. Но лучше все-таки, как папа, уметь что-то делать!”— передразнивала мамины нотации Сестрица-Настасья, прозванная мною так за проявившийся однажды и внезапно кроткий нрав.

— Расскажи про журналистику! — не отставала Дарья.

— Я ж тебе миллион раз уже рассказывала!

— А мне так приятно тебя еще послушать! Ты так хорошо говоришь! — Дашка всегда умела добиваться своего. В любой другой ситуации я расплылась бы и пошла у неё на поводу. Но не сейчас.

— Нет, солнышко, я сегодня слишком устала, дабы говорить о работе!

— Солнышко?! — Дарья всегда чутко реагировала на фальшь, — Раньше ты меня так не называла!

— Дашенька, я не хотела тебя обидеть. В слове "солнышко" нет ничего неприятного.

— Так называют маленьких, — Дашка надула губки, потом опять засияла и без всякого перехода радостно сообщила, — А я вчера свое первое интервью давала!

— Похвально, — пришлось все-таки поддерживать беседу, — Кому же, если не секрет?

— Да, был тут один. Меня тоже всё "солнышко" и "заинька" называл. Я ему говорю: "Что это вы со мной так сюсюкаетесь?". А он: "Я просто не привык общаться с маленькими. Называю, как принято". Но ведь я же уже не маленькая?!?!

— Какой еще "один"?! Кто называет?! Почему называет?! — в один голос заверещали мы с уже вернувшейся Викторией.

— Так и знала, что тебе про него лучше не рассказывать, — Дарья глянула на побледневшую мать и развела руками, — Ну что ты будешь делать!? — это она уже мне, — Стоит в моей жизни хоть чему-то произойти, как она вся покрывается пятнами от ужаса. Слабая нервная организация!

Виктория мельком глянула в зеркало, успокоилась, не обнаружив никаких пятен, и начала допрос.

— Так, барышня! Вы мне тут морали не читайте и глазки не закатывайте. Радоваться надо, что хоть кто-то за вас переживает и хоть кому-то есть до вас дело. Рассказывай!

— Ну… — Дарье явно льстило наше напряженное внимание, — Он настоящий журналист, — Дашка мечтательно вздохнула и закатила глазки, — И джентльмен, потому что купил мне шоколадку. И еще философ! Правда, я для него еще явно маленькая…

Наткнувшись на наши с Викой недоверчивые физиономии, Даша метнулась в коридор, где извлекла из школьной сумки аккуратную ученическую тетрадку.

— Вот, я записала, как он говорил: "Нас, репортеров, все ненавидят. Корят за "вынюхивание" и "копание в грязном белье". Между тем, нет на Земле дееспособного цивилизованного человека, который бы не поглощал с удовольствием продукт наших трудов." Согласитесь, глубокая и философская мысль?