Джек Кетчам - Девушка напротив

Вдруг причина всего этого переплелась с Мэг и с девушками и женщинами в целом, даже каким-то образом с мамой и Рут.

Все это было для меня слишком, так что я решил не зацикливаться.

Остались лишь уныние и тупая боль.

— Пойдем, — сказал я Кенни. Он все не отрывал глаз от дома, словно никак не мог поверить, словно ждал, что свет снова загорится. Но он тоже знал. Он посмотрел на меня, и я видел: он знает.

Мы все знали.

Мы строем двинулись к палатке. Молча.

Наконец, Уилли-младший разорвал тишину.

Он сказал:

— Может, возьмем ее в Игру?

Мы задумались.

Ночь пошла на убыль.

Я был во дворе — пытался завести здоровенную газонокосилку; моя футболка насквозь пропиталась потом, потому что завести эту дрянь было не легче, чем моторную лодку. И тут я услышал крик — Рут орала как бешеная, чего я от нее никогда не слышал.

— Господи Иисусе!

Я уронил шнур и поднял глаза.

Так могла кричать моя мать, когда выходила из себя, что случалось нечасто, несмотря на открытую войну с отцом. Но когда Рут злилась, а злилась она обычно на Рупора, она просто смотрела на него, прищурившись и сжав губы, пока тот не заткнется или не прекратит баловаться. Этот ее взгляд был невообразимо устрашающим.

Мы часто ей подражали — Донни, Уилли и я, и смеялись — но, когда так смотрела Рут, тут уж было не до смеха.

Я обрадовался предлогу бросить борьбу с косилкой и подошел к той стороне гаража, откуда был виден их двор.

Во дворе колыхалось свежевыстиранное белье. Рут стояла на крыльце, руки на бедрах, и даже не нужно было слышать ее, чтобы понять — она по-настоящему взбешена.

— Ах ты говно такое! — сказала она.

И это, скажу я вам, меня просто поразило.

Понятное дело, Рут ругалась, как матрос. Это была одна из причин, почему она нам нравилась. Ее супруг, «этот смазливый ирландский ублюдок» или «тупой ирландский сукин сын», и Джон Ленц, мэр городка, — и, как мы подозревали, ее любовник на один раз — регулярно попадали под поток ее проклятий.

Время от времени такое случалось со всеми.

Но дело в том, что она просто ругалась, невзначай, чаще всего беззлобно. Обычно она просто высмеивала какого-нибудь бедолагу.

Рут просто не умела говорить о людях по-другому.

Прямо как и мы. Все наши товарищ были отсталыми, подонками, толстожопыми и безмозглыми. А их мамы питались падалью.

Но тут было не так. Она сказала «говно» и имела в виду именно говно, а не что-либо иное.

Интересно, чего же такого натворила Мэг?

Я взглянул на свое крыльцо в надежде, что мама не на кухне, и не слышала Рут. Мама не одобряла мои посиделки у Рут, и мне и без того за них доставалось.

Повезло. Мамы поблизости не видать.

Я посмотрел на Рут. Она больше ничего не сказала, но этого и не требовалось. За нее все сказало выражение лица. Мне было неудобно.

Тут я развеселился. Я снова шпионил, во второй раз за два дня. Однако это не слишком хорошо у меня получалось. Я не собирался попадаться ей на глаза. Неудобно как-то. Я прижался к гаражу, в надежде, что она не посмотрит в мою сторону. И она не стала.

Гараж в их дворе закрывал мне обзор, так что я не мог понять, в чем же дело. Я ждал, когда покажется Мэг, чтобы посмотреть, как она отреагировала на оскорбления. Не каждый ведь день ее называют говном.

И тут меня ждал еще один сюрприз.

Потому что это была не Мэг.

Это была Сьюзен.

Видимо, она пыталась помочь со стиркой. Но вчера прошел дождь, и, кажется, она уронила белье на их грязное, неопрятное подобие газона, потому что она держала в руках нечто похожее на простыню или пару наволочек, все в пятнах.

Она плакала, горько плакала, прямо тряслась вся, и шла к Рут, непоколебимо стоявшей на своем месте.

Душераздирающее зрелище — маленькая девочка с ортопедическими скобами на руках и ногах медленно ковыляет вперед, пытаясь справиться с маленькой кучкой белья, зажатой под мышками. Мне стало безумно ее жаль.

В конце концов, думаю, Рут тоже сжалилась.

Она шагнула к Сьюзен, забрала у нее белье и на мгновение замялась, глядя, как та трясется и всхлипывает, уставившись в землю. А потом напряжение медленно сошло на нет, и она нежно, заботливо положила руку девочке на плечо, после чего повернулась и пошла в дом. И в самый последний момент, когда они уже поднялись наверх, Рут посмотрела в мою сторону, и мне пришлось отпрянуть спиной к гаражу.

Но в то же время я готов поклясться, что увидел кое-что перед этим.

Позже этот случай приобрел для меня определенную важность. Я пытаюсь в этом разобраться.

Лицо Рут было очень уставшим. Словно всплеск гнева выжал из нее все соки. Или же увиденное мной было частью чего-то другого — чего-то большего, чего-то довольно долго происходившего незамеченным мною, и теперешний взрыв стал лишь чем-то вроде крещендо на долгоиграющей пластинке.

Но я увидел тогда еще кое-что, и это не дает мне покоя и по сей день, ставит меня в тупик.

Даже тогда это привело меня в изумление.

Перед тем, как шарахнуться назад, когда Рут, исхудалая, вымотанная, повернулась ко мне лицом с рукой на плече Сьюзен. На миг, когда она только повернулась.

Готов поклясться — она тоже плакала.

И я спрашиваю: по ком?

А потом, откуда ни возьмись, появились гусеницы.

Это случилось практически за ночь. Вчера деревья были чистыми, а сегодня уже увешаны белыми гнездами из паутины. У каждого снизу свисало нечто темное и чахлое, и если присмотреться поближе, можно было увидеть, как оно шевелится.

— Спалить их, — сказала Рут.

Мы стояли у них во дворе под березой — Рупор, Донни, Уилли, Мэг, я и Рут. Рут была одета в старое домашнее платье с глубокими карманами. Было десять часов утра, и Мэг только разобралась с работой по дому. Под ее левым глазом красовалось пятнышко грязи.

— Давайте, мальчики, соберите веток, — велела она. — Длинных и потоньше. Да смотрите, чтоб зеленые были, чтоб не горели. А ты, Мэг, тащи из подвала сумку с тряпьем.

Она жмурилась в свете утреннего солнца и оценивающе осматривала нанесенный гусеницами урон. Едва ли не половина деревьев, и наша береза в том числе, была увешана гнездами, некоторые — размером всего лишь с бейсбольный мяч, но иные достигали размеров хозяйственной сумки. Лес кишел ими.

— Гаденыши, — сказала Рут. — Все деревья за пять минут сожрут.

Мэг пошла в дом, а все остальные — в лес за ветками. Донни взял топорик, мы срубили несколько молодых деревец, счистили с них кору и разрезали примерно пополам. Управились мы быстро.

По возвращении мы застали Рут и Мэг в гараже. Они смачивали тряпье керосином. Мы обматывали ветки тряпками, Рут их перевязывала бельевой веревкой, и мы окунали их в керосин.