Джек Кетчам - Девушка напротив

Она идеально поместилась в переднюю корзину моего велосипеда.

Я вернулся почти к обеду, мне пришлось задержаться и съесть тушеное мясо с зеленой фасолью и картофельным пюре под соусом. После — вынести мусор.

И потом я, наконец, ушел.

Телевизор ревел темой из «Папа знает лучше», моего самого нелюбимого сериала, и в миллионный раз показывали сияющих Кэти, Бад и Бетти. Пахло сосисками, бобами и квашеной капустой. Рут сидела в кресле, задрав ноги на подушку. Донни и Уилли растянулись на диване. Рупор лежал на животе так близко к телевизору, что впору было обеспокоиться за его слух. Сьюзен смотрела фильм со стула с прямой спинкой, стоявшего в столовой, а Мэг стряпала.

Сьюзен улыбнулась мне. Донни просто помахал рукой и снова уткнулся в ящик.

— Блин, — сказал я. — Ну хоть встал бы кто.

— Чего принес, приятель? — спроси Донни.

Я поднял картину, завернутую в коричневую бумагу.

— Пластинки Марио Ланцы, прям как ты хотел.

Он усмехнулся.

— Козел.

Теперь и Рут обратила на меня внимание.

Я решил не тянуть резину.

На кухне закрыли кран. Повернувшись, я увидел Мэг — она смотрела на меня, вытирая руки о фартук. Я улыбнулся ей и подумал — догадывается ли она, что я делаю?

— Рут?

— Да? Ральфи, выключи телевизор. Вот так. Что такое, Дэйви?

Я подошел ближе. Оглянулся на Мэг. Она шла ко мне, качая головой, и скривив губы в безмолвном «нет!».

Ну ничего. Мэг просто стесняется. Рут увидит картину, и все будет хорошо.

— Рут, — сказал я. — Это от Мэг.

Я протянул сверток.

Она улыбнулась: сначала мне, потом Мэг, и взяла его. Рупор убрал звук, так что был слышен шелест плотной коричневой бумаги. Рут разорвала бумагу и посмотрела на картину.

— Мэг! — сказала она. — Ты где на это деньги взяла?

Можно было заключить, что картина ей понравилась. Я рассмеялся.

— Только раму купили, — сказал я. — Это она нарисовала для тебя.

— Она нарисовала? Мэг?

Я кивнул.

Донни, Уилли и Рупор столпились рядом — посмотреть.

Сьюзен соскользнула со стула.

— Как красиво!

Я снова взглянул на Мэг. Вид у нее по-прежнему был встревоженный, но исполненный надежды.

Рут уставилась на картину, и долго не сводила с нее глаз. Потом сказала:

— Нет. Не для меня. Не обманывай. Она нарисовала ее для тебя , Дэйви.

Она улыбнулась. Почему-то ее улыбка казалась подозрительной. Теперь забеспокоился и я.

— Смотри сюда. Мальчик на камне. Конечно это для тебя.

Она отдала картину мне.

— Не хочу, — сказала она.

Я растерялся. Мысль, что она отвергнет картину, не приходила мне в голову. С мгновение я не знал, что делать. Стоял с картиной в руках и таращился на нее. Тот еще вид.

Я попытался объяснить.

— Но она правда для тебя, Рут. Честно. Понимаешь, мы с ней обсуждали. И Мэг хотела нарисовать картину для тебя, но она так…

— Дэвид.

Мэг. И теперь я был еще более растерян, потому что голос ее звучал строго и угрожающе.

Это меня едва не разозлило. Я попал в передрягу, а Мэг и не думала меня выручать.

Рут лишь снова улыбнулась, а потом посмотрела на Уилли, Рупора и Донни.

— Вот вам урок, мальчики. Зарубите на носу. Это важно. Всегда, в любых обстоятельствах будьте любезны с женщинами — и они все для вас сделают. Вот Дэйви был любезен с Мэг — и получил картину, очень красивую картину. Это все, да, Дэйви? Понимаешь, о чем я, да? Это все, что ты получил? Конечно, ты еще маловат, но кто знает…

Я рассмеялся и покраснел.

— Ну, Рут!

— Вот что я вам скажу: девушки — существа простые. Вот от этого у них все беды. Пообещай им что-нибудь — и у тебя будет все, что хочешь и когда захочешь. Я знаю, о чем говорю. Взять хоть вашего отца. Уилли-старшего. Когда мы поженились, он говорил: у него будет своя фирма. Целый флот молоковозов. А я буду помогать ему с книгами, как это было на Говард-авеню во время войны. Я буду управлять заводом. Мы станем богаче, чем мои родители, когда я была ребенком в Морристауне. А люди они были не бедные. Но знаете, что я получила? Ни хрена. Ни гроша ебучего. Только вы повылуплялись — один, второй, третий, и этот ирландский ублюдок как сквозь землю провалился. А я осталась одна с тремя голодными ртами, а теперь к ним еще два добавилось. Говорю вам: девчонки — дуры. С ними все легко. Простушки настоящие.

Она прошла мимо меня к Мэг. Обняла ее за плечи и повернулась к нам.

— Возьми эту картину, — сказала она. — Я знаю, что ты нарисовала ее для Дэвида, и не пытайся говорить, что это не так. Но вот что я хочу знать: чего ты этим добивалась? Что ты хотела от этого мальчика? Дэвид — хороший мальчик. Получше многих других, я бы сказала. Несомненно. Но, дорогая, тебе же от него ничего не светит! А если думаешь, что светит, то глубоко заблуждаешься. Так что я тебе просто скажу: надеюсь, это все, что ты ему дала, и все, что ты ему собираешься дать, и это для твоего же блага. Потому что у тебя есть кое-что, чего хотят все мужчины, и это вовсе на какие-то там картинки!

Губы Мэг задрожали, и я понял, что она сдерживается, чтобы не расплакаться. Но также неожиданно, как было все происходящее, мне захотелось рассмеяться. Донни тоже. Все было так странно, отчасти из-за напряжения, и слова Рут о картине показались мне смешными.

Она сжала плечи Мэг еще крепче.

— И если ты даешь им то, чего они хотят, ты — просто шлюха, дорогая. Ты знаешь, что такое шлюха, а? А ты, Сьюзен? Конечно, нет. Вы еще маленькие. Шлюха — это девочка, которая расставляет ноги перед мужчинами, вот и все. Чтобы те могли в них залезть. Рупор, ну-ка перестань хихикать, мать твою! Каждая шлюха заслуживает хорошей порки. Со мной любой согласится. Так что я тебя предупреждаю, дорогуша, будешь блядовать в этом доме — тебе не поздоровится.

Отпустив Мэг, она прошла на кухню к холодильнику.

— А теперь, — сказала она, — кто хочет пива?

Показала на картину.

— Бледная какая-то, — сказала она. — Вам не кажется? — и потянулась за упаковкой.

В те дни мне хватало двух банок пива, и я шел домой вразвалочку и навеселе, по обыкновению обещая себе не заговаривать с родителями, что было крайне нежелательно. Лучше уж себе палец отрубить.

После лекции Рут вечер прошел без особых происшествий. Мэг ненадолго отлучилась в ванную и вернулась, как ни в чем не бывало. Глаза сухие, лицо — непроницаемое и бесстрастное. Мы смотрели Дэнни Томаса, пили пиво, а во время рекламы я договорился с Уилли и Донни пойти на боулинг в субботу. Я пытался поймать взгляд Мэг, но она в мою сторону даже не посмотрела. Когда пиво закончилось, я пошел домой.

Картину я повесил у себя в комнате рядом с зеркалом.

Однако во мне никак не могло улечься какое-то странное чувство. В жизни не слышал, чтобы кого-то называли шлюхой, хотя и знал, что это значило. Знал с тех пор, как стащил «Пейтон-Плейс» у мамы. Я подумал — а сестра Эдди еще не слишком маленькая, чтоб ее так назвать? Я помнил ее голой, привязанной к дереву, ее мягкие крупные соски. Как она плакала, как смеялась — иногда одновременно. Помнил сморщенную плоть у нее между ног.