Луиза Пенни - Очень храбрый человек

– Надеюсь, что так. – Омер выглядел растерянным. Словно то, о чем говорил Бовуар, все еще было возможно.

Бовуар посмотрел на Гамаша, потом на Лакост – все они подумали об одном и том же.

Омер Годен не был богатым человеком. Он всю жизнь трудился. Имел скромный дом с выплаченной ипотекой. Жил скромной жизнью в небольшом квебекском городке.

Такие суммы почти наверняка выпотрошили его до дна. А потом забрали еще немного.

Он прочитал их мысли:

– Она обещала отдать. Собиралась устроиться на работу, когда будет возможность. А как бы вы поступили на моем месте?

И снова они вернулись к этому вопросу. В разных контекстах он преследовал их с самого начала этого дела. Что бы они чувствовали, если бы…

Что бы они делали, если бы…

Если бы Оноре в отчаянии пришел к своим родителям и ему требовалось бы больше денег, чем они могли дать?

Если бы Анни пришла к своим родителям?

Если бы деньги могли решить проблему?

Они бы дали деньги. И добавили бы еще. Чтобы спасти своего ребенка. Они бы отдали все, что есть. И даже больше.

Как это сделал Омер.

– Она позвонила вам в субботу утром, чтобы сообщить, что наконец уходит от Трейси, верно? – спросила Лакост.

– Да.

– Припомните хорошенько, месье Годен, – сказала Лакост. – Она собиралась поехать к вам или к кому-то другому?

– Ко мне. К кому же еще?

– Расскажите нам о ваших отношениях с Лизетт Клутье, – сказала Лакост.

Омер замотал головой:

– Вивьен не поехала бы к Лизетт. Они почти не знали друг друга.

– Нет, я спрашиваю о другом, – сказала Лакост. – Про ваши с ней отношения.

– Откуда вы об этом знаете?

– Она нам рассказала.

– Не следовало бы. Это личное.

– Она не хотела говорить, – пояснил Гамаш. – Пришлось как следует надавить. В конечном счете она нам рассказала.

– Что она говорила?

– Я думаю, вам лучше самому все рассказать, – предложил Бовуар.

Омер упрямо вскинул голову. Потом сдался:

– Это не так уж важно. Мы попытались, но у нас ничего не получилось.

– Почему не получилось? – спросил Гамаш.

– Не получилось, и все. Я считал ее другом. Ей хотелось большего, а мне – нет. Не мог я.

– А с Вивьен вы говорили про это? – спросила Лакост.

Омер удивился:

– Про Лизетт? Нет, а с чего бы? Тут не о чем было говорить.

Бовуар посмотрел на Гамаша, потом перевел взгляд на Лакост.

– Так кто же говорит правду? – спросила Лакост. – Лизетт или Омер?

Они втроем ушли в оперативный штаб, где можно было говорить без боязни, что их подслушают.

– Возможно, Омер создал у Лизетт впечатление, что Вивьен не одобрит их близости, – сказал Бовуар. – Не объясняя этого на словах.

– То есть обвинил дочь? – спросила Лакост. – Неужели он настолько труслив?

Бовуар промолчал, чтобы не рассказывать, как часто ему приходилось придумывать всякие неправдоподобные истории, чтобы закончить отношения. Конечно, он был тогда моложе.

– Выходит, что так, – коротко ответил он.

– Возможно, Омер и не обвинял свою дочь напрямую, – предположил Гамаш, – а Клутье сама это сделала. Наверное, ей было легче думать, что во всем виновата Вивьен. Все лучше, чем быть отвергнутой любимым человеком.

– Легче обвинить кого-то, кто ей не нравился, – сказала Лакост. – Может, она даже сама в это поверила.

– Если она действительно убедила себя, что между нею и Омером стоит Вивьен, – сказал Бовуар, – то подобные мысли могут разъедать человеку душу. Вы сами так говорили, patron. Вот простой, ясный мотив. Как и большинство мотивов.

Это была правда. Когда туман, дым и фейерверки рассеивались, все, что оставалось от расследования убийства, можно было свести к нескольким словам. Жадность. Ненависть. Ревность.

Но на самом деле все обстояло еще проще. Даже у этих слов имелся общий родитель.

Страх.

Камерон боялся потерять семью.

Клутье боялась потерять Омера.

Полина Вашон боялась потерять свой билет на свободу.

Карл Трейси боялся потерять свой дом, свою мастерскую, свои изделия.

Если бы Вивьен осталась живой.

– Но как они договорились о встрече? – спросил Бовуар. – У телефонистов нет данных о звонках между Клутье и Вивьен.

– Верно, – сказала Лакост.

Они проверили все звонки в фермерский дом, входящие и выходящие, на протяжении нескольких последних месяцев. Это оказалось не так уж и сложно. Звонков было всего ничего, а имевшиеся легко прослеживались.

– Я одного не понимаю, – сказал Гамаш. – Почему Вивьен не ушла раньше.

– Не хватало смелости, – ответила Лакост, немного удивленная его вопросом. – Мы говорили об этом. Многие женщины, подвергавшиеся домашнему насилию, никогда не уходят… – (Завибрировал ее телефон.) – Прошу прощения. Алло?

– Только что пришло сообщение, – сказала агент Клутье. – Я попросила бухгалтеров-криминалистов проверить банковские счета всех людей, причастных к этому делу.

– Да. И?..

– Переправила вам.

Лакост заглянула в свой почтовый ящик.

– Получила. – Она вызвала сообщение. – И что я должна увидеть?

Она жестом подозвала остальных к ее ноутбуку.

Гамаш и Бовуар склонились над экраном, а Лакост и Клутье продолжили разговор по громкой связи.

– Прокрутите вниз, – сказала Клутье. – До последней ссылки.

Лакост прокрутила, щелкнула по ссылке:

– Но это счет месье Годена.

– Я не просила данных по его счету, – объяснила Клутье. – Но фамилия Годен, вероятно, была в списке всех причастных к делу. И криминалист включил его данные в сообщение.

Трое полицейских уставились на эти цифры. Двадцать тысяч долларов были переведены на банковский счет Омера Годена в пятницу. И в тот же день сняты со счета наличными.

– Это заем под залог недвижимости, – сказала Клутье. – Видно по коду, приложенному к переводу. Он, вероятно, заложил дом.

– Зачем? – спросил Бовуар.

– Не знаю, – ответила Клутье. – Но я решила, что вы должны знать.

– По другим счетам есть что-нибудь? – спросила Лакост.

– У Трейси кредит значительно превышен, а кредитки Полины выбраны полностью.

– А у Вивьен на счете восемнадцать тысяч долларов, – заметил Бовуар.

– И двадцать тысяч наличностью у Омера, – сказала Лакост. – Merci.

Лакост отключилась, и Бовуар посмотрел на Гамаша, который наклонил голову набок, задумавшись.

– Вероятно, это для Вивьен, – сказала Лакост. – Как вы думаете? Она знала, что бросает Карла, и попросила у отца еще денег.

– Когда? И разве восемнадцати тысяч было недостаточно? – спросил Бовуар. – В сумме это почти сорок тысяч. Зачем ей столько? Да еще наличными? И почему он ничего нам не сказал?

– У него голова другим занята, – сказала Лакост.

– И он забыл о двадцати тысячах?

– Возможно, он говорил нам, – сказал Гамаш. – Ну, не конкретно нам, а Лизетт Клутье. Она говорит, что они не общались после разрыва, но нам неизвестно, правда ли это. Омер не сказал, что они не общались. Возможно, он спрашивал ее совета, как заработать денег.