Луиза Пенни - Очень храбрый человек

Можно войти в дом и взять Трейси под защитный арест.

Можно оставить его в доме как наживку и арестовать Омера, когда тот появится.

А можно ничего не делать. И позволить Омеру совершить задуманное.

Жан Ги Бовуар знал, что никогда не пойдет на такое. Но все же…

– Я собираюсь заполучить Трейси, – сказал он. – И поместить его под защитный арест. Если понадобится, снесем для этого дверь.

– Я с тобой, – сказала Лакост. – Вы двое с нами, – позвала она дежурных агентов. – Вы двое, – она показала на Клутье и Камерона, – оставайтесь здесь и наблюдайте за дорогой.

Этих двоих приказ суперинтенданта явно не осчастливил, но выбора у них не было.

Бовуар повернулся к Гамашу, который пристально смотрел на опушку леса:

– Patron?

– Я останусь здесь.

Он быстро взглянул на Бовуара и тут же перевел взгляд на двух полицейских – Клутье и Камерона.

Бовуар не мог понять, о чем думает Гамаш.

– Месье Годен не вооружен? – спросила женщина-агент.

– У него кухонный нож, – ответил Гамаш.

Она фыркнула. Старик с кухонным ножом.

– Слабовато будет против… – Агент положила руку на пистолет.

– Вы не должны его использовать, – предупредил ее Бовуар. – Только в случае крайней необходимости. Ясно?

– Oui, patron, – сказала она, немедленно опустив руку.

– И пусть вас не обманывает его оружие, – добавил Гамаш.

Агента его слова не убедили. Но она была молода и не понимала, что Омер Годен вовсе не старик с кухонным ножом. Он был отцом, которому нечего терять.

Изабель Лакост смотрела на Гамаша тем же изучающим взглядом, каким он изучал пейзаж, прищурив глаза, чтобы проникнуть сквозь туман, поднимающийся над снегом в полях.

Несколько недель назад, приехав с мужем и детьми в Три Сосны, она за выпивкой в бистро спросила у Гамаша, почему он хочет вернуться в полицию.

В то время он все еще числился временно отстраненным. Легко мог оставить службу и жить своей жизнью.

Шеф широко улыбнулся ей: «Тот же самый вопрос я мог бы задать и тебе. У тебя оснований не возвращаться в полицию даже больше».

Он посмотрел через ее плечо на дверь между книжным магазином Мирны и бистро. И снова увидел, как Изабель Лакост рухнула на пол. Застреленная. Ее последний поступок спас жизнь им всем. Она сделала это, прекрасно осознавая, что ей это может стоить ее собственной жизни.

К счастью, она ничего этого не помнила – настолько тяжела была травма.

А Арман не мог забыть – настолько тяжела была травма.

Но Изабель вернулась. Она боролась за возвращение, делала один мучительный шаг за другим.

«Прочнее всего там, где было сломано». Если и был человек, доказавший правоту этого утверждения, так это Изабель Лакост.

«Честно? – сказала Изабель в ответ на слова Гамаша. – Я сначала не думала, что вернусь, но потом поняла, что мне не хватает работы. Ну так что? – повторила она свой вопрос. – Почему вы хотите вернуться? Мы оба знаем, что вы можете выбрать себе работу и за пределами полиции. Вы можете баллотироваться в премьеры и, вероятно, победите».

«Что за ужасная мысль», – сказал Гамаш. Но Изабель заслужила право на искренний ответ. И, немного помолчав, он ответил ей: «Я принадлежу к Квебекской полиции. Каждый из нас должен испить свою чашу. И это моя чаша».

Лакост смотрела на него, видя призраков в его глазах.

Ужасные решения, страшные приказы, задуманные и осуществленные.

Последствия лидерства.

Пока это бремя нес Гамаш, никому не приходилось делать это вместо него. Он уже подвергся разрушению. Ущерб был причинен. Чаша поднесена к губам.

Увидев печаль в ее взгляде, он улыбнулся: «Не волнуйся, Изабель. Может быть, я просто эгоист. – Он подался к ней и понизил голос. – В конце концов, вот так и проникает свет» [44] Строка из стихотворения Л. Коэна «Гимн», давшая название роману Луизы Пенни «How the Light Gets In» (в русском переводе «Время предательства»). .

Этот разговор промелькнул у нее в голове скорее как эмоция, чем обмен словами, пока они стояли на обочине дороги, чувствуя, как промозглый туман просачивается в их кости.

Бовуар двинулся по подъездной дороге.

Лакост повернулась к Гамашу:

– Вы уверены?

– Уверен, – сказал он. – Осторожнее там. У Трейси тоже есть ножи.

Когда Бовуар и остальные подошли к дому, Гамаш жестом показал Камерону, чтобы он занял позицию на дальней стороне поля.

– А я? – спросила Клутье.

– Оставайтесь здесь, у машины. Вы нам понадобитесь, когда мы найдем Омера.

– Он меня не послушает.

– Я думаю, вы будете удивлены.

Гамаш зашагал по слякотной дороге в направлении, противоположном тому, в котором ушел Камерон, ставший теперь почти невидимым в тумане.

С другой стороны дома раздался голос Бовуара и стук в дверь.

– Трейси, это полиция. Старший инспектор Бовуар.

Гамаш сошел с дороги на мягкую траву, пропитанную тающим снегом, и сделал несколько шагов.

Здесь тоже была дверь. Закрытая. Он знал, что она ведет в мастерскую Трейси.

Подойдя ближе, он увидел след подошвы.

Гамаш остановился. И замер.

Он снова услышал стук. Это Бовуар. У двери. Пытается получить ответ.

Но Гамаш понял, что ответить некому, в доме никого нет. По крайней мере, никого живого.

Он повернулся и крикнул Клутье:

– Омер уже побывал здесь и ушел. Пусть Бовуар зайдет в дом и найдет Трейси.

– Да, сэр.

Она побежала по подъездной дорожке, оскальзываясь в грязи, но удерживаясь на ногах.

– Он здесь! – крикнула она. – Омер здесь!

Все стоявшие у двери повернулись.

– Откуда вы знаете? – спросил Бовуар.

– Старший инспектор Гамаш сказал мне. Сказал, чтобы вы шли внутрь. Может быть, Трейси…

– Merde, – выругался Бовуар и потянулся к ручке двери, а два агента потянулись к пистолетам.

– Уберите их в кобуру, – приказала Лакост.

Мощная дверь была заперта. Они навалились на нее, и тут подоспел Камерон. Человеческий таран.

Он приложился к двери плечом, и она распахнулась.

Бовуар ворвался внутрь, мимоходом подумав, где же Гамаш.

– Скажите ему, что я преследую Омера! – прокричал Гамаш вслед Клутье, когда та побежала предупредить Бовуара.

Потом он вернулся к следам.

Одна пара отпечатков вела к дому.

Другая – в обратном направлении.

Гамаш пошел по следам к лесу.

Но, сделав несколько шагов, остановился и огляделся. И тогда понял, куда направляется Омер.

Необходимость идти по следам отпала, и Гамаш почти бегом припустил по лесу, петляя между деревьями. Хрупкие ветки царапали его куртку, руки, лицо.

Один раз пришлось остановиться, когда туман сгустился и Гамаш потерял ориентацию. Но он быстро переориентировался и продолжил путь.

Минут десять потребовалось ему на то, чтобы, поскальзываясь и утопая по щиколотку в слякоти, добраться до заросшей тропы.