Геннадий Сорокин - Пуля без комментариев

– На кого ребенок похож? – не удержался от вопроса Киселев.

– На меня в детстве, – мрачно ответил Мякоткин. – Но и я на отца похож! У нас у всех одинаковые черты лица.

– Погоди, – вступил в разговор Лаврентий. – Если между твоим отцом и женой была любовная связь, то твоя мать должна была догадаться об этом. У женщин особое чутье на соперницу.

– Моя мать серьезно болеет и уже года три ни о чем, кроме своего здоровья, не думает. Хотя был один интересный момент. Почти год моя мать сюсюкалась с ребенком, потом всмотрелась в него и как-то разом охладела. Вы не забудьте, что жизнь в матери теплится только благодаря стараниям отца. Он покупает ей импортные лекарства, оплачивает отдельную палату в больнице. Без его денег мать уже давно была бы в могиле, так что она ему может сказать?

– Мужики! – вмешался в разговор Лаптев. – Так дело не пойдет. Если мы сейчас начнем вопросы задавать, то сами запутаемся и Алексея с толку собьем. Давайте помолчим и его послушаем.

– А что там дальше слушать! – в сердцах бросил Мякоткин. – Я живу, вида никому не показываю, нянчусь с ребенком, который то ли сын мне, то ли сводный брат, не поймешь. Да, живу и думаю, что когда-то же это должно закончиться! Натешатся они любовью и разбегутся в разные стороны. Но не получилось. Опять эта проклятая дача встала между нами. В этом августе мы были в деревне вчетвером. Я, сын, Татьяна и отец. Я в обед увлекся водкой и уснул до вечера. Проснулся, на улице темно, во двор только свет из окон падает. Я вышел на крыльцо и вот что увидел. В полумраке в летней беседке сидят отец с моей женой, и она ему что-то с таким ожесточением выговаривает, что буквально трясется от злости. Он ей не перечит, молчит, понурив голову. Представили сцену? Женщина короткими фразами бросает обвинения, а мужчина во всем соглашается с ней, обещает исправиться. Мне показалось, что Таня говорит отцу: «Он стал обо всем догадываться! Я хочу развестись с ним. Найди мне нового мужа». Он нашел бы! Татьяна вертела моим отцом как хотела, он был марионеткой в ее руках. Этот порочный круг надо было разорвать, и я решил избавиться от отца. С женой разбираться было бесполезно, да и не хотел я об нее руки марать, а вот отец должен был расплатиться за обман, за свое коварство, за подарочки жене по поводу и без. – Мякоткин замолчал, не стал углубляться в свои чувства, предоставил операм возможность самим домыслить всю трагичность и безысходность ситуации, подтолкнувшей его к преступлению.

Призыв к сопереживанию отклика не нашел. Не та публика собралась в кабинете, чтобы вздыхать. Мол, ох как не повезло тебе, Алексей! И жена, и отец – все сволочами оказались».

Недолгое молчание прервал Стадниченко.

– Если бы тебе все сошло с рук, то ты через год-два развелся бы и завел новую семью? – спросил он.

– Наверное, так и вышло бы, – неохотно ответил Алексей.

– Что-то я не пойму твоей логики. Если ты решил развестись, то зачем отца-то убивать? Послал бы их всех подальше да жил бы как бог на душу положит.

Мякоткин промолчал.

Лаптев решил переменить тему, вернуться от мотива преступления к его исполнению.

– Схему подземных ходов ты нашел в обкоме партии? – осведомился он.

– Угу. Пока мы там три дня безвылазно сидели, я все кабинеты осмотрел и в одном нашел ключи и схему переходов. Ночью, пока парни дежурили на проходной, я прогулялся от обкома до профессорского дома, но рассказывать об этом никому не стал. Как будто чувствовал, что мне еще предстоит воспользоваться этим подземельем.

– Револьвер ты тоже нашел в обкоме?

– Инструктор по работе с молодежью постоянно хвастался своим дедом, участником войны с Японией. Револьвер трофейный, от дедушки внуку достался, а я его в ящике письменного стола нашел. После путча внучок-инструктор в обкоме не появлялся, даже за трудовой книжкой не пришел.

– Патроны к револьверу остались?

– В мастерской лежат, в коробке с запчастями спрятаны.

– Теперь давай вернемся к событиям на площади. Объясни, зачем вы стреляли в американца?

– Тут я ничего не могу сказать, – ответил Мякоткин. – Я высмотрел отца в толпе, навел на него Чернобука. Он выстрелил, затвор передернул, прицелился и шарахнул в соседнее здание, по невинному человеку. «Психопат какой-то. Так он и меня прикончит или еще кого-нибудь», – подумал я тогда.

– Как-то неправдоподобно звучит такое объяснение. Но черт с ним! Чернобук мертв. Об истинных причинах стрельбы по американцу теперь уже не узнать. Алексей, скажи, на каких условиях Чернобук взял винтовку?

– Там дело вот как было. Винтовка эта резервная, ее к списанию готовили. Чернобук с прапорщиком договорился, что если никто за месяц не хватится, то винтовку он себе оставит, а если будет ревизия, то назад принесет.

– Сколько ты подельнику за работу заплатил?

– Много, – со вздохом ответил Мякоткин. – Я почти все свои сбережения ему отдал.

– Алексей, рассказ о неверной жене хорош, для суда в самый раз будет. Но я, честно говоря, так и не понял, что послужило последней каплей, после которой ты решился на убийство? Разговор в беседке? Если ты не слышал слов, то почему решил, что пора действовать?

– Не знаю, накипело что-то. Как бы вам объяснить? Я никогда не видел у жены такого злого и ожесточенного выражения лица, несколько дней не находил себе места. Мне везде ее оскал мерещился. Чтобы избавиться от наваждения, я и решил… – Мякоткин замолчал, тяжело вздохнул, посмотрел Лаптеву в глаза, безмолвно спрашивая его: «Доволен? На явку с повинной мой рассказ потянет?»

Андрей не стал состязаться в дуэли взглядов. Он еще не закончил допрос и точку в разговоре ставить не собирался.

– Ну что же, версию о любви и ревности мы выслушали. Настала пора внести в нее небольшие, но существенные дополнения. Ты, Алексей, так увлекся рассказом о взаимоотношениях в вашей семье, что забыл про деньги. А ведь все дело в них, а не в чувствах, не в любовном треугольнике. На убийство тебя подтолкнула корысть, а не ревность. Дело, дорогие мои коллеги, я думаю, было так. Мать Алексея тяжело больна. По прогнозам врачей, она должна была умереть в конце августа, но каким-то образом она еще держится, хотя шансов на выздоровление у нее нет. После ее смерти Татьяна потребует у отца Алексея узаконить их отношения. Еще несколько лет назад ни одному психу в голову не пришло бы жениться на своей невестке, но сейчас это будет выглядеть свежо, оригинально, прогрессивно. Новая общественно-экономическая формация отменила прежние нормы морали, так что вопросов их брак не вызовет. Однако отец Алексея – человек старой закалки. Вряд ли он захочет жить с новой женой там, где их все знали. Чтобы начать все с чистого листа, Татьяна и ее новый муж, бывший свекр, должны будут уехать куда-нибудь подальше, например, на Кипр. Перед отъездом отец Алексея продаст все движимое и недвижимое имущество. На чужбине каждая копеечка будет на счету, так что разбрасываться рублями он не станет и потребует у сына вернуть деньги, одолженные ему на развитие шиномонтажной мастерской. Татьяна, женщина решительная и практичная, вышвырнет бывшего мужа из кооперативной квартиры, продаст ее. Отставному супругу она в лучшем случае подарит комнату в общежитии, а в худшем оставит его без собственного угла. Вот он, звериный капитализм! Алексей в мгновение ока лишится и семьи, и крыши над головой, станет нищим бродягой. Впору будет назад в милицию устраиваться. Это шутка! Наш герой пошел другим путем и ликвидировал угрозу разорения в зародыше. Но это не все. После смерти отца он, законный наследник, должен будет получить в собственность кооператив «Золотой ключик». В эту скромную фирму его папаня в последний год перекинул из банка около ста тысяч долларов. Готовился, видать, к отъезду.