Ирина Лобусова - Праздник Святой Смерти

И вот это правило Людмила Сергеевна как раз и нарушила. Она постоянно плакала и жаловалась на судьбу. Все это продолжалось до тех пор, пока сокамерницы ее серьезно не предупредили, что из-за этого у нее могут возникнуть проблемы. Воспитательница испугалась, плакать перестала. Но хоть какое-то уважение к ней уже оказалось потерянным.

Ко всему прочему, Людмила Сергеевна очень сильно отличалась от своих сокамерниц. В основном это были простые, грубые женщины с криминальным прошлым, без образования, кое-кто вообще не умел читать. Грубые словечки, отсутствие всяческих манеры — воспитательницу безумно раздражало и пугало это. Пугало потому, что отныне ее жизнь должна была проходить среди таких вот людей. И это было самое страшное из всего, что только могло с ней произойти. Поведение, культурная и грамотная речь Людмилы Сергеевны раздражали ее сокамерниц не меньше. В ней они видели воплощение той женщины, какой сами они могли бы стать, но никогда не станут.

Поэтому сокамерницы начали гнобить Людмилу Сергеевну, издеваться над ней со страшной силой. Тем более, что унизить и изничтожить в таких условиях было легко.

В камере не было никакого ограждения для туалета — просто осклизлая дырка в полу. Нужно в туалет — женщина шла и делала свое дело. Остальные и не смотрели — из той, возможно, врожденной деликатности, которая свойствена даже самым опустившимся человеческим существам и разумным животным.

Когда же в туалет ходила Людмила Сергеевна, некоторые сокамерницы специально становились напротив посмотреть и отпускали сальные, непристойные шуточки. Это было буквальным убийством для ее деликатной натуры — в полном смысле слова. Еще они разбрасывали и пачкали ее вещи, заставляли чаще остальных убирать камеру, злословили, высмеивали — да мало ли что могут придумать женщины, у которых есть очень много свободного времени и которые кого-то невзлюбили.

Жизнь Людмилы Сергеевны превратилась в кошмар. И длился этот кошмар и днем, и ночью. Поэтому, когда ее однажды вечером вывели из камеры, она восприняла это как освобождение. Просто повели на очередной допрос, и всё, потом отпустят.

Однако никакого допроса не было.

Воспитательница больше не вернулась в камеру с уголовницами — ее перевели в тесную, узкую клетушку, где она могла находиться одна. Атеистка, живущая по правилам Советского Союза, она впервые в жизни поверила в Бога.

Первые дни казались Людмиле Сергеевне счастьем! Однако потом она начала тосковать. На допросы ее почему-то тоже уже не водили. Хотя больше и не били. После того, первого раза, она боялась допросов, они часто ей снились, но когда прекратились, наступила пустота. Допросы все-таки были каким-то движением, возможностью хоть что-то узнать или попытаться узнать… А без них ей стало казаться, что ее закупорили в бутылку.

Так продолжалось какое-то время. Но вдруг… Это произошло ночью. Людмила Сергеевна спала и даже умудрилась видеть какой-то сон, когда скрежет металлической двери вырвал ее из этого счастливого забвения.

Два солдата втолкнули в камеру высокую светловолосую женщину. Та была так слаба, что, едва они ее отпустили, без сил опустилась на пол.

— Принимай товарку! — крикнул, выходя, один из конвойных.

— Но здесь же одна кровать! — не поняла Людмила Сергеевна.

— Помéститесь! — с хохотом ответил конвойный. — Здесь тебе не санаторий! Тюрьма всякой швалью переполнена — хочешь сама сидеть?

Дверь захлопнулась. В общем-то, конвоир была прав — сидеть в одиночке было слишком большой роскошью, в тюрьме действительно находилось много людей. И с каждым днем их становилось все больше.

Людмила Сергеевна растерялась. С одной стороны, хорошо было бы с кем-то поговорить, чтобы не сойти с ума, а с другой — она страшно боялась оказаться рядом с убийцей или воровкой, как в той камере, где она уже сидела. Кто знает, кого ей подсунули…

Женщина, которую просто вбросили в камеру, так и полулежала на полу, прислонившись к стене. Она была очень бледна. На светлых волосах запеклась кровь. Было понятно, что ее били.

Людмила Сергеевна подошла к женщине, внимательно присмотрелась. Тронула за плечо. Женщина тут же жалобно застонала и совсем распласталась. В ужасе воспитательница кое-как приподняла ее за плечи, с трудом перетащила на железные нары и уложила лицом к стене. К ее удивлению, места осталось достаточно, чтобы и она поместилась.

Поначалу Людмила Сергеевна страшно боялась, что женщина потеряет сознание и скоро умрет. Однако вскоре послышалось тихое, спокойное дыхание — несчастная заснула. Воспитательнице ничего не оставалось, кроме как закрыть глаза и уснуть самой.

Ранним утром она проснулась от того, что кто-то очень осторожно тронул ее за руку. Вздрогнув, она проснулась и сразу увидела совсем рядом чьи-то глаза. Вчерашняя неожиданная соседка проснулась и теперь сидела на койке, прижав к груди колени. У нее было довольно приятное лицо, в котором не было ничего грубого и вульгарного.

— Доброе утро, — улыбнувшись, произнесла она. — Благодарю вас за то, что вы перенесли меня на кровать. Я вам очень благодарна. Господи, я так долго не спала… — Голос женщины был тихим, мелодичным, а грамотная речь — без мата — заставила воспитательницу удивленно взглянуть на нее. К подобному обращению в тюрьме она не привыкла.

— Пожалуйста, — ответила осторожно, — мне показалось, что вы плохо себя чувствовали.

— Да, вы правы, — охотно откликнулась женщина. — Мне было действительно очень плохо, мне спать не давали, а вы ведь знаете, какая это мука. Но вы мне помогли, и уже все прошло… Меня Наташа зовут.

Воспитательница назвала свое имя. Женщина улыбнулась:

— Вас, наверное, интересует, за что я попала сюда? Я не уголовница, никогда не сидела в тюрьме, и попала сюда по ошибке. Я врач.

— Врач? — Удивлению Людмилы Сергеевны не было предела.

— Врач-педиатр, работала в детской поликлинике.

— Быть того не может! А я в детском садике работала… — вырвалось у воспитательницы. Она вдруг почувствовала себя так, словно с ее плеч свалился огромный груз. — Почему же вы здесь оказались?

Наташа печальным голосом принялась рассказывать свою историю. Она работала участковым педиатром. И однажды на ее участке умер ребенок. По ее словам, мать слишком поздно обратилась за медицинской помощью — когда бронхит перешел уже в запущенное воспаление легких. До этого она лечила мальчика народными, деревенскими средствами, от которых тому становилось только хуже. Когда ребенок умер, его уже нельзя было спасти, одна из коллег, всегда завидовавшая Наташе, науськала мать мальчика написать заявление в милицию. Сама же коллега написала на Наташу донос. И ее арестовали.