Михаил Макаров - В понедельник дела не делаются

– В «Кремле» вырос! – со значением вздымал он толстый указательный палец.

«Кремля» давным-давно не существует в его прежнем ископаемом виде. Представлял он из себя десяток двухэтажных бревенчатых бараков, огороженных по периметру высоким дощатым забором – отсюда и претенциозное название. Располагался в рабочем квартале, на Текстильщике. Осталось две-три ветхих строения, в которых прозябали одни старики. Прежняя лихая урла вся переехала… Преимущественно на тот свет.

Пару лет назад Саша выезжал туда на бытовое убийство. Впечатление осталось тяжкое. Короленковские «Дети подземелья» отдыхают.

Кораблёв шёл по коридору навстречу шумному Валентину Борисовичу.

Глава семейства Соболевых, рослый, импозантный мужчина, выглядел моложе своих пятидесяти трёх. Был сильно облысевшим со лба, и лысина эта в сочетании с очками в тонкой золотой оправе делали его похожим на «прораба перестройки» Горбачёва. Валентин Борисович был ощутимо выпивши. – Я ведь за рулём как бы, – попытался отговориться от рюмки Саша. Отбояривался он для блезиру, чтобы обидчивую Оленьку не дразнить. На самом деле ему хотелось выпить, унять взбаламученные нервы. – Сто граммов для тебя как дробина! Да и кто посмеет остановить старшего следователя прокуратуры! – громогласно провозглашал Валентин Борисович. – Только по чуть-чуть, – Кораблёв расставленными на сантиметр друг от друга большим и указательным пальцами показал размер той символической дозы, на которую он из уважения соглашается. – Неволить не буду! – удовлетворенно развел руками Соболев. – Оленька, дочка, сообрази нам на скорую руку немудрящей закуси. Александр Михайлович, проходи в столовую. Я через минуту пожалую. В квартире у Соболевых не кухня, а именно столовая. Стандартная для таких домов десятиметровая кухня приращена смежным помещением – бывшей спаленкой. Внутренняя гипсовая перегородка устранена. Всё в этой кухне-столовой по заграничному уму сделано. Вроде всё просто, чёткие формы, строгие линии, ничего лишнего, но так классно… «Focus-line», последнее слово в дизайне кухни. Комбинация стекла и алюминия, слегка выпуклые панели плиты и навесных шкафов, создающие вид оригинальный и изысканный. Плита «Siеmiens» похожа на продукт другой цивилизации, оснащена компьютером, понимающим русский язык. Оля говорила, что достаточно просто поставить курицу, например, в духовку, ввести нужную программу и всё… Можно курить бамбук, чудо плита сама жарит-парит, а потом на дисплее надпись выйдет: «готово». Саша присел спиной к окну и огляделся. У него родители тоже жили по существующим понятиям прилично, но до уровня Валентина Борисовича им было, как до вершины Джомолунгмы.

В кухонном гарнитуре, кроме привычных предметов, располагалась итальянская стиральная машина-автомат. Здесь, а не в ванной комнате, где привыкли русские люди. «Потому что в ванной надо мыться, а не сливать в неё концентрированную жидкую грязь!» …Микроволновка, кухонный комбайн, огромный двухкамерный холодильник, – второй по значимости объект на кухне после плиты… Из чрева холодильника Оля вынула колбаску и сыр. А из шкафа коробку конфет достала. – Папа, может, тогда по-настоящему поужинаешь? – Что ты, дочка! Чему я тебя учил все эти годы? У нас сейчас лёгкий фуршет затевается. Для вас разминочный, для меня завершающий… на сегодня. Ты вот что… ты на следующие выходные Сашу к нам отобедать пригласи. Вот тогда и будет по-настоящему… Хм, в первый раз Валентин Борисович назвал Кораблёва просто по имени. В прошлом году, когда Саша вёл дело по начальнику отдела учета и распределения жилья горадминистрации Кабаеву, он допрашивал в числе других чиновников и Соболева. Дело было, как это модно нынче говорить, «громкое»; разработка и сопровождение – «фээсбэшными». Кабаев, сидя на доходном месте, закономерно погорел на взятках и злоупотреблениях. Допрос Соболева носил чисто формальный характер. Кабаев одалживал Валентину Борисовичу денег… не то чтобы много. Но тот визит в прокуратуру, похоже, Валентину Борисовичу крепко запомнился. Кораблёв в ту пору с Олей и близко ещё не был знаком. Абсолютно в другом ареале обитания она сдавала летнюю сессию за четвёртый курс в своей столичной Академии управления. Для Саши упомянутое следственное действие было проходным. Однако вот отложилось, что Валентин Борисович в процессе допроса сильно вспотел. С другой стороны, ничего в этом такого сверхъестественного не имеется – лето, жарища, кондиционер даже в прокурорском кабинете отсутствует, чего уж про каморку следователя говорить. Соболев в столовой появился, бутылкой коньяку поигрывая. Удивленным домиком вздёрнул широкие брови: – А почему рюмки только две наблюдаю?

Оля ответила с поджатыми губками:

– Я не буду.

– Вот, Саша, какая золотая у меня дочура выросла. От армянского отборного отказывается. И не курит, в отличие от остальной эмансипированной молодежи женскаго пола… Оль, ты не куришь?

Девушка демонстративно отвернулась, смотрела в окно, за которым – тьма чернильная и злые порывы ветра.

Валентин Борисович разлил по рюмкам. Поднял свою, показал глазами Саше: «Давай».

– Быть добру!

И красиво, без хлюпаний, не поморщившись, выпил. Закусывать сразу не стал. Склонил голову, как бы прислушиваясь к себе, к происходившим внутри организма химическим процессам. Потом неторопливо, с нескрываемым удовольствием зажевал лепестком сервелата.

Саша тоже хлопнул. Намерение имел споловинить, но посчитал неудобным обижать хозяина. Коньяк действительно оказался отменным, ожидать иного в этом доме, впрочем, было бы странным. И забористым, сразу по голове ударило.

«Надо поесть, а то обедал на бегу…»

Соболев ещё по рюмке налил. Отпустил узел респектабельного бордового галстука.

– Прошу прощенья, молодёжь. Неделя трудная выдалась.

Дурдом! Отопительный сезон должны открыть в следующий четверг, а конца и края ещё не видать… На «Восточке» два котла сдохло. Ну ладно, как в ваших кругах говорят – «загружать» вас своими проблемами не буду. Собственных, небось, хватает. А, Сань?

Кораблёв неопределённо пожал плечами. Говорить о работе он не собирался.

– По половинке! – предупредил Валентин Борисович.

После очередных пятидесяти усвоенных граммчиков армянского коньяку Саше стало совсем душевно в уютной столовой Соболевых. Как дурной сон вспоминался ему отсюда недавний злой разговор с Маштаковым, а до этого – отнявшее половину рабочего дня и мешок нервов окончательное предъявление обвинение Проскурину, бывшему милицейскому следаку, с поличным попавшемуся на взятке. Адвокат Сизов, отрабатывая гонорар, цеплялся к каждой запятой. Под стать ему был и Проскурин, за месяц адаптировавшийся в тюрьме, напоминавший своими белесыми ресницами и так и не похудевшей свиной мордой фрица из карикатур Кукрыниксов в журнале «Крокодил». Дело по Проскурину Кораблёв получил от следователя Максимова. Трель счёл замысел своего опального зама, чтобы молодой сотрудник с первых месяцев работы набивал руку на должностных преступлениях, в корне неверным. Саша работал сегодня с жуликом в ИВС, миазмы консервированного пота, дешёвого курева и краски – в изоляторе никак не мог закончиться косметический ремонт – пропитали его насквозь, и одежду, и волосы. «Бр-р-р! – Саша аж поёжился. – Как вспомнишь, так вздрогнешь!» По столовой пошла ароматная волна кофе. Оля из турки разливала по чашечкам. – Пап, тебе со сливками? – спросила. – Саша, я тебе вопрос один задам. Только ты не обижайся. Ага? – Валентин Борисович отправил в рот крохотный бутерброд-канапе. Кораблёв вновь приподнял плечи. И тут же испытал досаду за свой дурацкий жест. – Смотря какой. – Ты чего свой квартирный вопрос запустил? Саша машинально потрогал кончик носа. Создавая паузу для того, чтобы ответить поуместнее, и ещё для того, чтобы себя унять. Тема была болезненной и слишком личной, чтобы в ней посторонний копался. – Так я ж не нуждающийся, Валентин Борисович, – ответил он простовато, с удивленьем даже небольшим. – Самому не смешно, что сказал? – подколол Соболев. Получилось у него грубо, но не очень обидно, вроде как на правах старшего по возрасту. – Это мне рядовому-необученному прикажешь тебя, юриста, учить как стать нуждающимся? Не знаешь, что ли? – Знаю. Только как-то это всё… – Ну ты даёшь! Тебе по закону положено вне очереди! Правильно я говорю?! – Правильно.