Александр Горский - Я, Лунин…

Выпустив в небо длинную струю серого дыма, Николай отшвырнул окурок в сторону и опустился на песок. За день дно карьера прогрелось, и сидеть на теплом песке было даже приятно.

— Странные вы, Маринка, люди. То порой готовы такое терпеть, что и придумать сложно, то из-за какой-то ерунды дуться начинаете, обиды строить. — Трошин взглянул на девушку и виновато вздохнул. — А чего обижаться? Оно в жизни вообще все непредсказуемо. Сегодня плохо, завтра еще хуже, послезавтра может вообще не быть. Так ведь? Вот ты позавчера о чем думала? Ты ведь про послезавтра и знать не знала. А оно вот, пришло.

Достав из кармана пачку «Мальборо», Трошин извлек из нее последнюю сигарету, после чего смял пачку и отбросил ее далеко в сторону.

— А с конструктивом, мне интересно, кто так напортачил? Не знаешь? Но ведь, правда, фигня полная получилась. Чуть что, сразу все ломается, а как чинить, вообще непонятно. — Николай щелкнул зажигалкой и вновь уже более внимательно взглянул на Маринку. — Вот с тобой что мне теперь делать?

Маринка молчала. Слезы, показавшиеся было в уголках ее глаз, уже давно исчезли, а несколько струек крови, текшей из разбитого рта и еще более разбитого носа, засохли и потемнели.

— А ничего тут уже не сделаешь, слышь, Маринка, изделие ремонту не подлежит. А кому оно, такое изделие, вообще нужно, которое с трехметровой высоты на песок падает и шею себе ломает? Ну, можно же было как-то голову в себя втянуть! Вон, черепаха, на что тупое животное, и то голову втягивать умеет. Что ж получается, ты у меня глупее черепахи была? Маринка? Маринка!

Наваждение прошло внезапно. Черное, окутавшее сознание полотно в одно мгновение рухнуло, открывая Трошину страшную картину произошедшего. Упав на четвереньки, он подполз к мертвой Маринке и, уткнувшись лицом ей в живот, зарыдал, громко, надрывно, как только может плакать мужчина, навсегда потерявший любимую женщину. Волна за волной пробегала по его телу судорога, а руки раз за разом бессмысленно пытались ухватиться за пробирающийся сквозь пальцы песок.

Исчерпав имевшийся в организме запас соленой влаги, Трошин затих. Некоторое время он еще прижимался к неподвижному Маринкиному телу, затем откинулся назад и повалился на спину. Так он лежал еще долго, раскинув руки в стороны и глядя на бегущие по небу редкие белесые облака, до тех пор, пока солнце кровавой каплей не сползло за линию горизонта, а спине не стало холодно от стремительно остывающего на дне котлована песка.

Автомобиль остановился прямо у ступеней главного входа в здание. Обе задние двери «мерседеса» распахнулись одновременно, а затем так же почти синхронно захлопнулись. Пассажиры лимузина медленно, словно нехотя, поднялись на крыльцо. Один из них неуверенно оглянулся и жадно вобрал в легкие утренний, еще прохладный воздух. — А ведь правда, дышать хочется перед смертью-то, — взглянул он на своего спутника.

— Я думаю, вам пока о смерти думать рановато, причем во всех смыслах этого слова, даже самых аллегорических. — Это мы сейчас, похоже, узнаем. — Мужчина еще раз глубоко вздохнул и потянул на себя тяжелую деревянную дверь.

На проходной, возле рамки металлодетектора, скучал полицейский сержант, еще один полицейский сидел в стеклянном кубе, украшенном трафаретной надписью «Бюро пропусков».

— Любезный, нам бы в тридцать первый кабинет, к Кравцовой. — Один из мужчин, уже немолодой, с густой серебристой шевелюрой, идеально контрастирующей со строгим черным костюмом, властно постучал по стеклянной перегородке.

— К кому? — Прапорщик бегло взглянул на посетителя. — В тридцать первом у нас Лунин сидит, а Кравцова, — он ткнул пальцем в список сотрудников, — я что-то такой не припоминаю. Новая, что ли? — Это из московской группы, вчера к вам прилетели, — нетерпеливо подсказал обладатель серебристой шевелюры, — нам бы пройти с Иван Юрьевичем, не торчать здесь на проходе.

— Подождите, — нахмурился прапорщик, глядя через плечо собеседника. — Это кто с вами? Это что, Сергиевич?

— Я рад, что вы нас узнали, — иронично усмехнулся мужчина, дав таким образом понять, что его собственную персону надо рассматривать в совокупности с фигурой губернатора. — Так что, мы пройдем?

— Секундочку, — засуетился охранник, — я звоночек сделаю.

Снисходительно вздохнув, седой повернулся к Сергиевичу, успокоительно кивнул. Из-за стекла отчетливо доносилась обрывистая речь прапорщика.

— Это Локотков, с вахты. Здесь Сергиевич приехал, губернатор. И с ним еще один. Почему держим? Не держим мы его! Есть, провести к вам!

Выскочив из своего стеклянного убежища, прапорщик коротко бросил напарнику:

— Будь здесь. — После чего повернулся к Сергиевичу: — Прошу за мной, Дмитрий Романович ожидает вас.

— Хованский, что ли? — уточнил Иван Юрьевич.

— Так точно, именно он, — кивнул прапорщик, — пойдемте, я вас провожу.

— Запутано у них все, — пробормотал Сергиевич на ухо своему спутнику, — вызывали к этой следачке московской, а теперь вдруг к Хованскому.

— Ну а что вы хотите? — Тот едва заметно пожал плечами. — Местное управление должно как-то в операции засветиться. А может, просто москвичи власть показывают, заняли самый хороший кабинет в управлении.

— Они только это и умеют — власть показывать, — вздохнул Иван Юрьевич, — сейчас и мне что-нибудь покажут.

— Не драматизируйте. У нас, если ломают, то сразу. Раз они не стали применять жесткие меры и сразу не задержали, значит, ничего особо серьезного вам и не угрожает. Оно ведь не просто так в новостях вчера ничего не было. Значит, окончательно топить вас никто не собирается. Хотя, конечно, — седовласый вздохнул, — есть вариант, что вчера не успели получить от него окончательное одобрение.

— От кого? — непонимающе переспросил Сергиевич и тут же спохватился: — Ну да, я понял. Но может же так быть, что он им откажет?

— Вам такие случаи известны?

— Вы же адвокат, Олег Владиславович, — возмутился Сергиевич, — вы меня поддерживать должны, а не запугивать.

— Вот я вас и поддерживаю. Если на вас вчера, извините, наручники не надели, то нет никаких оснований думать, что сегодня что-то изменится.

Вслед за идущим первым прапорщиком они поднялись на третий этаж и прошли пару десятков метров по пустому длинному коридору.

— Прошу. — Провожатый распахнул перед ними дверь приемной. — Это к Дмитрию Романовичу, — бросил он уставившейся на губернатора секретарше.

«Вот что она так на меня вылупилась? — Губернатор поежился под пристальным взглядом сидящей в приемной блондинки. — Неужели уже и она все знает? К вечеру, наверное, будет знать вся область». Распахнув очередную дверь, Сергиевич первым вошел в кабинет начальника областного следственного управления.