Андреа Камиллери - Следы на песке

– Джарриццо. Он не назвал мне имени, но написал его на листке и притворился, будто забыл листок на столе.

– И что это значит?

– Что Куффаро плевать на Гуррери, им нужна его жена. И ей волей-неволей приходится согласиться, хоть она и сильно напугана. Куффаро говорят Гуррери, что тому лучше убраться из дома, а уж они позаботятся о надежном укрытии.

Комиссар снова закурил. Фацио пошел открывать окно.

– А раз Гуррери, который теперь ощущает поддержку Куффаро, хочет отомстить Ло Дуке, они и предлагают ему свою помощь. Эту операцию с лошадьми устроили Куффаро, а не бедняга Гуррери. В итоге: три месяца назад Ликко получил алиби, которого у него прежде не было, а Гуррери – вендетту, о которой мечтал. И все жили долго и счастливо.

– А мы…

– А нас отымели через одно место. Но я тебе вот что еще скажу… – продолжил Монтальбано.

– Говорите.

– В определенный момент защитники Ликко привлекут Гуррери в качестве свидетеля. К бабке не ходи. Так или иначе они заставят его говорить в суде. А Гуррери поклянется: он-де всегда знал, что его жена – любовница Ликко, потому и ушел в гневе из дому, устав от вечных причитаний жены, продолжавшей плакать по своему ненаглядному, угодившему за решетку.

– Ну, раз так…

– А как еще?

– …то лучше вам вернуться к Джарриццо.

– И что я ему скажу?

– То же, что сказали мне.

– Да я лучше под пулю, но к Джарриццо ни ногой. Во-первых, он намекнул, что являться к нему некорректно. Во-вторых, кому он поручил дополнительное расследование, карабинерам? Вот теперь пусть с ними и якшается. А ты давай быстренько к соседке, разговор надо закончить.

Ровно в восемь зазвонил телефон.

– Синьор комиссар, тут до вас синьора Задарма.

Он совершенно забыл о встрече! И что теперь, соглашаться или нет? Снял трубку, так и не решив.

– Сальво? Это Ракеле. Ты разгреб свою кучу дел?

В ее голосе слышалась легкая ирония, это его разозлило.

– Еще не успел.

Пошутить решила? Вот и получай.

– Так у тебя получится освободиться?

– Не знаю, может, через часок… Но тебе, наверно, будет поздновато для ужина.

Надеялся, что она скажет: хорошо, увидимся в другой раз. Но Ракеле сказала:

– Не волнуйся, я и в полночь могу поужинать.

О пресвятая богородица, чем ему занять эти полчаса? В конторе дел не осталось. Зачем он решил все усложнить? И потом, у него вдруг разыгрался такой аппетит – просто людоедский.

– Подождешь минутку на телефоне?

– Конечно.

Он положил трубку на стол, встал, подошел к окну и притворился, будто громко с кем-то переговаривается:

– Говоришь, его не найти? Лучше перенести на утро? Ладно, договорились.

Направился обратно к столу, но застыл на месте.

В дверях стоял Катарелла и смотрел на него то ли обеспокоенно, то ли испуганно.

– Вы не приболели, синьор комиссар?

Монтальбано, не отвечая, махнул на него рукой: мол, уходи сейчас же. Катареллу как ветром сдуло.

– Ракеле? Мне удалось освободиться. Где увидимся?

– Выбери ты.

– Ты на машине?

– Ингрид мне оставила свою.

А Ингрид-то! Всегда готова поспособствовать его встречам с Ракеле!

– Ей она разве не нужна?

– За ней заехал друг, он ее и назад привезет.

Комиссар объяснил ей, где они встретятся. Прежде чем выйти из кабинета, прихватил с письменного стола журнал, который принес Мими Ауджелло. Пригодится на случай, если разговор с Ракеле вдруг свернет в опасное русло.

На парковке возле кафе он заметил, что машины Ингрид еще нет. Само собой, Ракеле задерживалась. Не было у нее той даже не шведской, а скорее швейцарской пунктуальности, что присуща ее подруге. Замялся, не зная, где лучше ждать, снаружи или в кафе. Ему было немного не по себе из-за этой встречи, глупо отрицать. Никогда прежде – а Монтальбано стукнуло уже 56 – комиссару не приходилось вновь встречаться с женщиной, совершенно ему чужой, после того как у них было быстрое – как бы это назвать? – плотское соитие, так сказал бы прокурор Томмазео. Настоящая причина, по которой он не хотел отвечать на ее звонки, состояла в том, что ему было неловко с ней говорить. Неловко и даже стыдно, после того как он показал этой женщине ту сторону себя, которая, по сути, ему не принадлежала.

Что говорить? Как себя вести? Как держаться?

Чтобы набраться храбрости, он вылез из машины, зашел в кафе и заказал на стойке у бармена Пино порцию неразбавленного виски.

Только допил, видит – уставившись на входную дверь, Пино застыл, что твоя статуя: рот разинут, как у волхва, «увидевшего звезду», в одной руке стакан, в другой – тряпка.

Он обернулся посмотреть.

В дверях стояла Ракеле; она только что вошла.

Умопомрачительно элегантная, пугающе красивая.

Ее присутствие словно добавило яркости всем зажженным лампочкам. Пино превратился в мраморное изваяние, будучи не в силах шевельнуться.

Комиссар пошел ей навстречу. Настоящая гранд-дама.

– Здравствуй, – сказала улыбаясь, голубые глаза лучились искренней радостью. – Вот и я.

Не стала целовать и не подставила щеку для поцелуя.

На Монтальбано накатила волна благодарности: в одно мгновение он снова был в своей тарелке.

– Аперитив?

– Лучше не надо.

Монтальбано забыл заплатить за виски, а Пино так и стоял, замерев в прежней позе, будто зачарованный.

На парковке Ракеле спросила:

– Ты решил, куда поедем?

– Да. В Монтереале, на взморье.

– По-моему, это по дороге на Фьякку. На твоей машине или возьмем авто Ингрид?

– Давай на машине Ингрид. Можешь сесть за руль? Я немного устал.

Это было не так, просто он слегка захмелел от виски. Возможно ли, чтобы два глотка виски ударили ему в голову? Или таково убойное действие гремучей смеси виски с Ракеле?

Выехали. Ракеле рулила уверенно, быстро, но плавно. Долетели до Монтереале за десять минут.

– Теперь показывай дорогу. – И внезапно, видимо, под воздействием той гремучей смеси, комиссар напрочь забыл дорогу.

– Кажется, направо.

Повернули на грунтовую дорогу и уперлись в сельский домик.

– Вернемся назад и повернем налево.

Опять не то: дорога закончилась перед складом сельскохозяйственного консорциума.

– Видимо, надо ехать прямо, – сделала вывод Ракеле.

Действительно, она оказалась права.

Спустя десять минут они сидели за столиком ресторана, где комиссар бывал несколько раз – кормили там вкусно.

Столик, который они выбрали, располагался под навесом, в самом начале пляжа. Шагах в тридцати лениво и еле слышно шелестело море. Высыпали звезды, на небе не было ни облачка.

За другим столиком сидели двое мужчин лет пятидесяти, на одного из которых вид Ракеле произвел почти летальный эффект: поперхнувшись вином, тот едва не задохнулся. Приятель еле успел восстановить ему дыхание с помощью увесистых шлепков по спине.