Андреа Камиллери - Следы на песке

– Вижу, вы курите, – сказала Ракеле, указав на пепельницу и пачку сигарет на столе.

– Да, но, думаю, кашель…

– Я не про кашель, тем более что он притворный, но раз вы курите, значит, я тоже могу закурить. – И достала пачку из кармана.

– Вообще-то…

– …здесь запрещено? Вы же не будете поднимать шум из-за одной сигареты? Потом проветрим.

Она встала, прикрыла дверь, снова села, взяла сигарету и наклонилась к комиссару, чтобы прикурить.

– Слушаю вас, – сказала она, выпуская дым через нос.

– Но простите, ведь это вы пришли, чтобы сказать…

– Ну да. Но когда вы так неловко отреагировали на мои слова, я поняла, что вы уже в курсе. Это так?

Пожалуй, эта глазастая заметит, как дрожат волоски в носу у собеседника. С такой стоит играть в открытую.

– Да, это так. Но давайте по порядку.

– Давайте.

– Вы живете здесь?

– Я в Монтелузе уже три дня, гощу у подруги.

– Если вы живете, пусть временно, в Монтелузе, то по закону заявление надо подать…

– Но я поручила лошадь человеку из Вигаты.

– Имя?

– Саверио Ло Дука.

Черт! Саверио Ло Дука – один из богатейших людей на острове, а в Вигате он держал конюшню: четыре или пять породистых лошадей, которых он завел ради красоты, ради чистого удовольствия владеть ими, и никогда не посылал на скачки. Сам же он бывал там наездами и целые дни проводил с лошадьми. Друзья у него влиятельные, так что стоит проявить осмотрительность: того и гляди ляпнешь лишнее – как говорится, пустишь струю мимо горшка [2] Колоритное выражение на сицилийском диалекте pisciare fora dal rinale (перевод аналогичного итальянского фразеологизма) часто встречается на страницах книг А. Камиллери и может означать, в зависимости от контекста, «ляпнуть невпопад; переборщить; замахнуться на что-то, не рассчитав свои силы; прыгнуть выше головы» и т.п. .

– Позвольте уточнить. Вы захватили с собой лошадь, когда ехали в Монтелузу?

Ракеле Эстерман удивленно посмотрела на него:

– Конечно. Это было необходимо.

– Почему?

– Потому что послезавтра во Фьякке дамские скачки, их раз в два года устраивает барон Пископо ди Сан-Милителло.

– Я понял, – соврал комиссар. Он ничего не знал об этих скачках. – Когда вы заметили, что лошадь пропала?

– Я? Я ничего не заметила. Сегодня на рассвете мне позвонил из Монтелузы сторож конюшни Шиши.

– Я не…

– Простите. Шиши – это Саверио Ло Дука.

– Но если вам сообщили об исчезновении на рассвете…

– …почему я так долго тянула с подачей заявления?

А она умная. Но эта ее манера заканчивать начатые им фразы порядком раздражала.

– Потому что мой рыжий…

– Рыжий? Это кличка?

– Вижу, вы совершенно не разбираетесь в лошадях?

– Ну…

– Рыжими называют лошадей светлой масти. Мой жеребец – кстати, его зовут Супер – иногда убегает, приходится искать. Они поискали и в три утра позвонили сообщить, что не нашли. И тогда я подумала, что он не убежал.

– Понял. Но, возможно, с тех пор…

– Мне бы позвонили на мобильный. – Закурила вторую сигарету. – А теперь сообщайте плохую новость.

– С чего вы взяли, что…

– Вы ловко ушли от ответа на мой вопрос, комиссар, предложив рассказывать по порядку. Чтобы потянуть время. А это может означать только одно. Его похитили? С меня потребуют большой денежный выкуп?

– Он дорого стоит?

– Кучу денег. Это чистокровный английский скаковой жеребец.

Что делать? Лучше сказать, все равно догадается.

– Его не похитили.

Ракеле Эстерман откинулась на спинку стула и, внезапно побледнев, замерла.

– Откуда вы знаете? Вы говорили с кем-то на конюшне?

– Нет.

Монтальбано казалось, что он будто слышит, как в ее голове на бешеной скорости крутятся шестеренки.

– Он… умер?

– Да.

Женщина придвинула пепельницу, вынула изо рта сигарету и тщательно потушила.

– Его сбил…

– Нет.

Видимо, до нее не сразу дошло, поэтому она повторила тихо, для себя:

– Нет. – Потом внезапно поняла: – Его убили?

– Да.

Она молча встала, подошла к окну, открыла его, оперлась локтями о подоконник. Плечи подрагивали. Женщина тихо плакала.

Комиссар дал ей выплакаться, потом тоже встал и подошел к окну. Достал из кармана и протянул ей пачку бумажных платков. Потом налил в стакан воды из бутылки, которую держал на шкафу с картотекой. Ракеле выпила все до капли.

– Еще налить?

– Нет, спасибо.

Оба сели на свои места. Ракеле выглядела успокоившейся, но Монтальбано опасался новых вопросов, например…

– Как его убили?

…Вот именно. Она задала трудный вопрос! Лучше бы он, вместо игры в вопросы и ответы, рассказал всю историю разом, с того момента, как открыл окно в спальне!

– Послушайте… – начал он.

– Нет, – сказала Ракеле.

– Вы не хотите меня слушать?

– Нет. Я поняла. Вы чувствуете, как вы вспотели?

А ведь он сам этого не заметил. Эту женщину стоит пригласить работать в полицию, от нее ничто не ускользнет.

– И что это означает?

– Что, вероятно, его убили очень жестоко. А вам тяжело мне об этом говорить. Так?

– Да.

– Я могу его увидеть?

– Это невозможно.

– Почему?

– Потому что тот, кто его убил, увез вашего жеребца.

– Зачем?

Вот именно, зачем?

– Видите ли, мы предположили, что они украли тушу…

Видимо, это слово ее задело, она на мгновение прикрыла глаза.

– …чтобы мы не увидели клейма…

– На нем не было клейма.

– …и не узнали, кто владелец. Но это предположение оказалось ошибочным, потому что вы пришли заявить о вашей пропаже.

– А раз они могли догадаться, что я подам заявление, зачем было его увозить? Вряд ли затем, чтобы подложить его ко мне в постель.

Монтальбано опешил. При чем тут постель?

– Можете пояснить?

– Вы разве не смотрели «Крестного отца»?..

– Ах да.

В том фильме продюсеру подложили в постель отрезанную голову лошади. Он вспомнил.

– А вы, случайно, не получали предложения, от которого невозможно отказаться?

Она натянуто улыбнулась:

– Предложений было много. На некоторые я отвечала согласием, на другие – отказом. Но ни разу не доходило до того, чтобы убивать лошадь.

– Вы уже бывали здесь прежде?

– Последний раз – два года назад, по той же причине. Я живу в Риме.

– Вы замужем?

– И да и нет.

– Отношения с…

– …мужем прекрасные. Я бы сказала, братские. И потом, Джанфранко скорее покончит с собой, чем убьет лошадь.

– Не представляете, почему с вами так поступили?

– Единственная причина – устранить меня с завтрашних скачек, на которых я бы наверняка выиграла. Но, по-моему, это перебор.

Она встала. Монтальбано тоже.

– Благодарю вас за любезность.

– Не будете подавать заявление?

– Теперь, когда знаю, что он мертв, это не имеет смысла.