Лана Прозак - Очищение

«Ну и кто из нас не здоров? – задала себе немой вопрос Тайнова. – Может, в этом и есть истина, может, не здоровы мы? По крайней мере, они выглядят счастливыми».

В руках снова завибрировал телефон, высвечивая тот самый незнакомый номер.

– Следователь Тайнова, – Ева продолжала наблюдать за милыми обитателями психиатрической больницы.

– Здравствуйте, Ева Александровна. Вас беспокоит Адросян Пайлак Сервантович. Мы с вами встречались три дня назад около бака мусора. Я тот самый врач-криминалист, и я…

Назойливый голос заставил Тайнову снова вернуться в реальный мир.

– Да, я вас помню. Готов отчёт по аутопсии?

– Нет, отчёт по аутопсии ещё не закончен, но я, – голос криминалиста звучал настороженно и даже загадочно, – я чисто случайно узнал… Действительно странно… Я выяснил без экспертизы, что линзы к глазам девочки приклеены на эпоксидную смолу.

– Эпоксидную смолу? Не уверена, что знаю, что это такое.

– Это олигомеры… Ох… Проще говоря, это вещество, которое чаще всего используется при изготовлении мебели в столярных мастерских. Возможно, есть и другие сферы применения, но мне о них ничего не известно. Самое главное, что данное вещество вкупе с отвердителем обладает повышенной клейкостью. Так сказал мой сын. Я подумал, что должен сообщить вам эту информацию до того, как будет готов полный отчёт, возможно, она вам поможет.

– А почему не использовать обычный клей?

– У меня нет ответа на этот вопрос.

– Спасибо.

– И, Ева Александровна, я хотел бы провести повторное вскрытие всех предыдущих жертв по вашему делу. Оно очень интересное, и, возможно, я смог бы увидеть то, что другие не смогли.

– Я не против, если вы прорвётесь сквозь сети бюрократии, то дерзайте. Дайте мне знать, как будет готов отчёт.

– Конечно. До свидания.

«Чисто случайно, – мысленно повторила слова врача Тайнова, запрокидывая назад голову, пытаясь поймать лучи весеннего солнца, которые безуспешно боролись с тяжёлыми серыми облаками. – Всё слишком случайно… Странно… Неуловимо. Видимо, нам обоим помогают таинственные силы, осталось узнать, чьи сильнее. Эпоксидная смола. Эпоксидка?»

– Мальчики! Пора расходиться по палатам! Часы прогулки закончились! – прокричала добродушная тучная женщина в белом халате с крыльца соседнего корпуса.

Шумная компания мужчин неохотно засеменила к медсестре, по-юношески подталкивая друг друга в плечи. Они поравнялись с подозрительной задумчивой девушкой, и один из них шёпотом сказал: «А ты красивая». И вся группа рассмеялась звонким переливистым смехом. А она, не реагируя на смешки, продолжала смотреть пустым отстранённым взглядом на телефон, пока пациенты психиатрической больницы вместе с медсестрой не скрылись за дверью светло-коричневого здания корпуса.

Она слишком спешила. Она торопилась и от этого пропускала важные детали. Нужна передышка. Нужно остановиться и подумать. Нужно посидеть на той неуместной лавочке на зеленеющем газоне, просто сесть и подышать.

Девушка переступила через бордюр, отделяющий асфальтированную дорожку от живой земли, и медленно пошла к лавочке. Ева не знала, сколько сейчас времени и сколько прошло с того момента, как она сюда приехала поговорить с доктором, но чувствовала, как уставший сам от себя день начинал тяжело дышать, снова незаметно превращаясь в вечер.

«Почему эпоксидная смола? Как она действует? Почему не использовать обычный клей? Хорошо… Я не знаю… Пока не знаю… А если не знаю я, пусть это и эгоцентрично, не знает и большинство людей. Так, либо ты работал в этой сфере, либо тебе рассказали. Кто? Сергей Кириллович? Он был столяром, поэтому он мог… Но Сергей Кириллович исчез, скорее всего, уже мёртв. Хорошо… Я знаю, что тобой движет, я приблизительно знаю, где ты оставишь следующую жертву, я даже знаю, как ты их отбирал, но всё это ни на шаг не приближает меня к тебе. Словно призрак… Тень… Тебя били в детстве? Жестокость всегда вынашивает в своей кровавой утробе жестокость. Истина, старая как мир. Тебя должно быть жалко? Нет, никто не будет тебя жалеть! Никто не обязан тебя жалеть. Сделаешь хотя бы одну ошибку, хотя бы раз оступишься – и я тебя уничтожу за всех, кого ты убил. За всех, кто тебе доверял, мразь!»

Ева содрогнулась. Она уснула? В умиротворяющей тишине внутреннего дворика больницы раздался звонок. Солнце почти ушло за горизонт, и сумерки постепенно обволакивали город. На секунду девушке стало стыдно, ей казалось, что окна окружающих зданий с укором во взгляде осуждали её за нарушенную тишину. Она поспешно нажала на кнопку вызова, чтобы скорее вернуть на место тихую идиллию.

– Здравствуйте. Это мисс Тайнова?

В трубке раздался голос мужчины, который что-то быстро говорил на английском языке.

– Пратт? – перебила говорившего Ева.

– Да. Я потерял телефон, а если конкретнее, по какой-то необъяснимой причине потерялись все контакты. И я не мог тебе дозвониться…

«Он потерял телефон!» – прошипели голоса в голове Тайновой, от чего по позвоночнику прошёл лёгкий холодок.

– Так вот! Алло… Алло… Ева?! Ты меня слышишь?

– Да… Да! Я здесь. Говори аккуратнее, хорошо?

– Я раскопал важную информацию! Помнишь ту игру? Про гипотетическое преступление?

– Да.

– Так вот! Чисто гипотетически!

Чинкотиг Айленд, 1986 год

Жизнь превратилась в череду меняющихся событий. Радость, счастье, удовольствие – все эти слова в её жизни давно потеряли смысл. Она могла их написать, могла их говорить, но не чувствовала их вкуса. Если бы её попросили описать последние пять лет жизни в трёх словах, то она бы ответила: беспросветное молчаливое отчаяние. Нет, в её жизни были два лучика света: первый осветил жизнь пять лет назад, когда она родила сына Майкла. Она действительно надеялась, что он изменит её жизнь, что она наконец-то наполнится смыслом. Надеялась, что рождение ребёнка смягчит жестокий характер Питера, но она ошиблась. Появление сына добавило к отчаянию чувство страха и беззащитности. А два года назад, и это был второй лучик, она приняла католичество и стала прихожанкой небольшой церкви. Каждое воскресенье Надя с маленьким сыном ходила на проповеди, общалась с людьми и чувствовала, как отчаяние, пусть всего на пару часов, превращалось в умиротворение. Майкл Питер Холланд, так звали сына, всегда с интересом слушал проповедника, а после беззаботно веселился на площадке с другими детьми. Но дома всё менялось, когда он видел отца, мальчик уходил в себя и почти не разговаривал. Майклу было всего два года, когда Питер пнул его ногой в живот, словно того щенка из переулка, за то, что малыш мешался у него под ногами. С каждым годом Питер становился всё более жестоким и агрессивным, но после того, как его уволили из полиции, стало ещё хуже, и жизнь Нади превратилась в беспросветное молчаливое отчаяние.