Дэй Кин - Шаг к убийству

— Что, черт возьми, ты говоришь?

Марва встретилась с ним глазами.

— Да, я говорю правду. Это еще никогда не случалось со мной.

— Ты врешь.

Ее нижняя губа начала дрожать.

— Конечно, тебе мои слова кажутся дикими. — Нотка горечи послышалась в ее голосе. — Певичка из клуба «Метро», раздевающаяся на сцене, — девственница, и тем не менее это так. — Ее затушенная сигарета еще дымилась. Марва не выбросила ее, а снова взяла и раскурила. — Да, многие мужчины, и в том числе Джил Оппенхайм пытались. Но бедные девушки не похожи на богатых. Когда. я училась в школе, моя невинность оставалась моим единственным богатством. Я надеялась дождаться хорошего и состоятельного мужа. Но время шло, сама я добилась небольшого успеха, а подходящий человек почему-то так и не появлялся. Я видела много секса, пела много похабных песен, 'множество пьяниц лапали меня, в конце концов все это стало мне отвратительно. По-моему, в отношениях между мужчиной и женщиной должно быть нечто еще, кроме…

— Почему ты так говоришь? — спросил Феррон.

Марва вновь взглянула ему в глаза.

— Я так чувствую. Не понимаю, почему вы, мужчины, думаете, что женщине все равно с кем. Сейчас как будто бы огонь горит у меня внутри. И мне больно. Может, сейчас скажу не то, что надо. Но я хочу, чтобы это у меня произошло с человеком, которого я полюблю и буду уважать.

— Слушай, Марва, — сказал он нежно, — ты говоришь, что никогда не была с мужчиной, и я верю тебе. Но ты напугана до смерти. Почему ты стараешься принудить себя делать то, что противоречит твоим представлениям?

Она начала судорожно рыдать и не могла остановиться.

— Я устала выглядеть такой, а в действительности быть другой. Теперь поняла: как бы я ни старалась, для многих все равно останусь «этой ненормальной Миллер». Даже девушки, с которыми я работала в Новом Орлеане, в Чикаго, в Нью-Йорке и которые хорошо ко мне относились, считали меня странной потому, что я не соглашалась на любого старого развратника, готового снять для меня квартиру и предоставить роскошный автомобиль. Когда я уехала из города, все думали, что Джил поставил меня в трудное положение, на самом же деле мы едва поцеловались пару раз. Я работала до изнеможения четыре года: танцевала в кордебалете, показывала стриптиз, пела за гроши. Хотела пробиться, стать независимой. И что же в результате? Я возвращаюсь, и жирный мужик из багажного отделения обращается со мной как с бродяжкой. Земляки улюлюкают мне вслед на улице и швыряют помидорами. Я возвращаюсь к дяде, которому все это время посылала деньги, и вот — он даже не посчитал нужным встретить меня, наверное, опять пьян.

Феррон поцеловал ее мокрые от слез глаза. Он чувствовал себя прекрасно, ему никогда так хорошо не было.

— Плачь, плачь, крошка. Тебе нужно выплакать все это, — но оставайся сама собой. У тебя сейчас душевный кризис.

Ее глаза еще хмурились за пеленой слез.

— Да, но все это не решает проблемы.

— Да, — признал Феррон, — не решает.

Он поцеловал ее горячие губы… и внезапно его волосы встали дыбом. Он спиной почувствовал взгляд: кто-то наблюдал за ним.

Феррон резко повернулся. Пара желтых глаз сумрачно рассматривала их через приоткрытую дверь.

Марва неохотно встала и отряхнула подол платья.

— Это Банджо.

— Банджо?

— Гончая дяди Мэтта. Они с Банджо неразлучны. Значит, дядя Мэтт сейчас придет.

Марва открыла дверь.

— Эй, дружище!

Тощие бока собаки были влажны и забрызганы грязью. Она подозрительно обнюхивала протянутую руку.

Марва позвала:

— Дядя Мэтт!

Ей ответили цикады и лягушки.

Марва повернулась и спросила собаку:

— Где он?

Феррон предположил:

— Может, на кухне?

Она взяла лампу и пошла через гостиную в кухню.

— Где дядя Мэтт? — еще раз спросила она собаку.

Пес постучал хвостом по полу и улегся.

— От него толку немного, — сказал Феррон.

Марва оглядела заднюю дверь, затем открыла завешенный полотенцем шкаф в углу большой, пустой кухни. Пахло затхлым. Газеты, которые застилали полки шкафа, пожелтели от времени. Кроме небольшого мешка с белой кукурузной мукой, малоаппетитного куска жирного мяса и заплесневшего кофе в коробке, на полках не было ничего.

— Значит, дошло до этого, — произнесла Марва.

— До чего?

Старик, по-видимому, пропивает большую часть денег, на питание почти ничего не остается.

Феррон взял у нее лампу.

— Почему ты так думаешь?

Марва показала ему содержимое шкафа.

— Даже при нынешних ценах на двадцать пять долларов в неделю, особенно в Бэй-Байу, можно питаться лучше.

— Ты посылала ему так много?

— Да. Последние два года.

Феррон открыл дверь во двор. Луна еще не поднялась, и лампа осветила только щербатое деревянное крылечко и ржавый ручной насос.

— Почему бы нам не поискать в летнем доме, о котором ты говорила, а если там нет, то можно пройти к реке.

Марва провела языком по губам.

— А если его нет и на реке?

— Тогда поедем к нам на площадку.

— Это будет прекрасно: добрые люди в Бэй-Байу сразу получат пищу для разговоров. А теперь надо взять фонарь. Где-то был в чулане.

Марва прошла по кухне и остановилась перед столом из простых досок, на котором валялись бумаги, придавленные жестяной шкатулкой.

С лампой в руке к столу подошел Феррон.

— А что это?

Марва ответила:

— Чувство ностальгии.

На большей части бумаг и бланков был штамп собственности.

— Очевидно, дядя перебирал эти старые документы до того, как ушел куда-то.

Она взяла со стола листок почтовой бумаги.

— Он получил-таки мое письмо. Поэтому я нашла свежую воду в моей комнате.

Она поворошила бумаги на столе.

— Что ты ищешь, — спросил Феррон.

— Он оставил записку.

Феррон опустил пониже лампу, чтобы ей было виднее. Заголовок одного из документов привлек его внимание. Он прочел первый параграф, затем второй и произнес:

— Занятно.

— Что занятно?

— Кажется, старик не так беден, как ты думаешь.

— Не глупи. Дядя жил только на деньги, которые я ему посылала.

— Это не сходится с тем, что здесь написано.

— С чем?

Феррон передал бумагу, и Марва принялась читать вслух:

— «Последняя воля и завещание. Я, Мэттью Миллер, будучи в полном сознании и памяти, выражаю свою волю и завещаю моей любимой племяннице, Марве Миллер, всю мою личную и недвижимую собственность.

Указанная личная и недвижимая собственность состоит из дома в Бэй-Байу, известного под наименованием дом Миллера, пятидесяти акров плодородной земли, включая землю, на которой стоит дом, и восемнадцати тысяч трехсот шестидесяти долларов наличными, находящихся в моем сейфе, местонахождение которого ей известно».