Лиз Мур - Алая река

Отец елозит локтем по подлокотнику. Нервничает.

– Я начал с Кейси – коп этот сказал, ей реально плохо. Я напрягся. Это было месяца три-четыре назад. Нашел ее в трущобах. Она меня узнала не сразу, а сам я в жизни ее не узнал бы. Разговор у нас долгий вышел. Решили, что Кейси у меня поживет. Она сказала: «Приду. Только дай мне еще один день». Я ей: «Слушай, я больше не того… не употребляю. Но я знаю, каково оно. Давай и ты завязывай». Назавтра заехал за ней – а ее и след простыл. Тогда я к тебе помчался, в Бенсалем. Открывает мне старушка. «Нету дома, – говорит, – что передать?»

Кошусь на отца, вспоминаю, как выпытывала о нем у миссис Мейхон. Осознаю: отец и впрямь похож на Саймона, по крайней мере, по общим характеристикам. Во всяком случае, оба подходят под описание миссис Мейхон. Оба высокие, худощавые, темноволосые. И татуировка под левым ухом у отца имеется. В полутьме, правда, ее не разглядеть.

– Ну, думаю, профукал ты, Фитцпатрик, двух дочек разом. Паршиво, а что поделаешь, – продолжает отец. – Живу дальше. Где-то через месяц звонок в дверь. Кейси. Куда пропала, почему – не отвечает. Запястье у нее сломано – а кто сломал, как – не добьешься. «Зато, – говорит, – я беременна. Ребенка хочу оставить. Сама воспитывать буду. И соскочить хочу».

Машина едет практически на автопилоте. Выкручиваю руль налево-направо, в зависимости от команд навигатора. Хоть убей, назад дорогу сама не найду.

Отец откашливается.

– Сама понимаешь, Микаэла, – мне с ней туго пришлось. Но я себе говорил: вот шанс исправить прошлое. Вдобавок я сам – бывший; знаю, почем фунт лиха. Мало соскочить – надо еще и удержаться. До сих пор два-три раза в неделю на группу хожу. Могу и Кейси с собой брать. Куратора ей подыщем. Выкарабкаемся. Тем более у меня работа хорошая. Я ведь, Микаэла, университет кончил. А ты думала! Высшее техническое имею. Спец по информационным технологиям твой папка. Зарабатывает – дай бог каждому. Короче, хватит денег и на Кейси, и на малыша.

Краем глаза вижу: отец ждет моей реакции. Хочет, чтобы я им гордилась? Я пока не горжусь.

– В общем, – продолжает он, – Кейси сказала, что уже слезает. Когда может достать субоксон – принимает его. Но я ее к врачу отвез. Тот говорит: «Таким беременным не субоксон нужен, а метадон. Причем регулярно». Записали мы ее на метадоновую программу. С тех пор она держится.

– Значит, она у тебя, – выдавливаю я.

– Вот именно. В этом самом доме.

– Значит, она жива.

– Живехонька.

Долго молчу.

– А мне с ней увидеться можно?

Теперь долго молчит отец.

– Тут такое дело… По-моему, она тебя видеть не захочет. Она мне про своего сына всё рассказала.

Меня передергивает. Едва не кричу: «Это мой сын! Мой!»

– Она, Микаэла, с этого и начала. С сына. Как порог переступила – так сразу и выложила. «Я, – говорит, – с ней ничего общего иметь не желаю». Это с тобой.

Отец усмехается и продолжает:

– Знаешь, что странно? Чем дольше она держится, тем больше о тебе говорит.

– Ей до полного очищения еще как до неба, – цежу я.

Жестоко получилось. Зло.

Но отец, кажется, вполне согласен. Это ясно по его лицу, по мутному силуэту, который и виден только благодаря тусклым уличным фонарям.

– Понимаю тебя, Микаэла, – мягко говорит отец. – Так многие думают: что дурь, что метадон – разница невелика.

Он умолкает, и я не выдерживаю:

– А ты другого мнения?

Отец пожимает плечами.

– Не знаю. Не помню. Я и с метадона тоже соскочил. Но в самом начале он был мне нужен. Без него я бы до сих пор кололся.

Некоторое время мы оба молчим. Продолжаю рулить. Теперь я на широком, прямом шоссе. Никаких зигзагов, никаких поворотов. Внезапно вижу мерцающую гладь. Впереди – река, что пролегла через всю мою жизнь. Никуда от нее не денешься.

– Вправо забирай, – говорит отец. – Не то с моста сорвешься.

Но я просто жму на тормоз. Гашу фары, полосующие тьму.

– Ты у Кейси с языка не сходишь, – продолжает отец. – Ей тебя не хватает. Ей нужна семья.

– Ха!

Этот звук вырывается у меня, когда я не в своей тарелке. Когда от бессилия пытаюсь серьезную проблему сделать шуткой.

– Короче, я решил второй раз в Бенсалеме счастья попытать. А хозяйка твоя сказала, что ты там больше не живешь.

– Это по моей просьбе. Я не поняла, кто меня ищет. На другого подумала.

Резко включаю верхний свет. Достали потемки.

– Ты чего? – Отец непонимающе щурится.

Вот она, татуировка под ухом. Три буквы: «Л. О. Ф.», шрифт с завитками.

Не сразу соображаю, что это – мамины инициалы.

Отец замечает, куда я смотрю, трогает татуировку, поглаживает, трет, как место ушиба. Отворачивается.

– Ты тоскуешь по ней, да, Микаэла? Вот и я тоскую.

Лишь к девяти вечера останавливаю машину возле отцовского дома.

Мы с отцом ничего не запланировали, ни о чем толком не договорились, только телефонами обменялись. Пока я и Кейси дозреваем до примирения, этого достаточно.

Отец обещал поговорить с ней обо мне. Настроить ее положительно.

– Вы друг дружке необходимы. Это ясней ясного, – убеждает отец.

Я упрямлюсь.

– Не надо ее настраивать. Не хочет общаться – я это переживу.

– Ладно. Как знаешь, Микаэла.

Впрочем, по интонации понятно – отец не верит насчет «переживу».

Уезжаю не сразу. Смотрю отцу вслед. Вот он взошел на крыльцо. Скрылся в доме. Жалюзи не опущены, и видно, что делается там, внутри. Каждое из освещенных окон внушает надежду: вот сейчас мелькнет Кейси.

Не мелькнула. Я достаточно долго ждала. Пора ехать.

Телефон разрядился, и от этого не по себе. Ненавижу, когда нельзя позвонить и узнать, как там Томас.

Дорога пустынна. Падает легкий снежок. Луна желтая и с виду жирная, как сыр. Чем сейчас заняты Томас и миссис Мейхон? Наверное, устроились на диване, смотрят по телевизору что-нибудь рождественское; по крайней мере, надеюсь, что это так. Может, к моему возвращению Томас еще не ляжет спать. Может, я сама пожелаю ему доброй ночи. Тогда чувство вины перед ним будет не так тяжко.

Ближайшее к двери окно слегка помигивает. Осторожно поворачиваю ключ в замке. Не хочу скрежетать – вдруг Томас уже заснул? Дверь поддается примерно на дюйм – и застревает. Налегаю на нее плечом. Дверь приперта изнутри.

В окне появляется круглое встревоженное лицо миссис Мейхон. Ее взгляд устремлен за мою спину – будто она боится «хвоста».

– Мики, это вы?

– Конечно, я. Кто же еще? Что случилось? Где Томас?

– Подождите минутку…

Слышится скрежет – миссис Мейхон двигает по полу что-то тяжелое. Наконец дверь распахивается. Вхожу, озираюсь в поисках сына.

– Где Томас, миссис Мейхон?

– В детской. Он спит. Слава богу, вы вернулись… Вас тут искали.