Лиз Мур - Алая река

– Кто?

– Полиция! Примерно час назад приехали, да как зазвонят в звонок! Томас перепугался, бедняжка. Меня чуть удар не хватил. Ну, думаю, всё. Сейчас скажут, что вы погибли. А они: звоним, дескать, мисс Фитцпатрик, а она недоступна. Вот и нагрянули.

– Просто у меня телефон разрядился. Да кто конкретно нагрянул? Фамилии они назвали?

Миссис Мейхон выуживает из кармана визитную карточку. На ней написано: «Детектив Дейвис Нуэн».

– Был еще один. Его фамилию не помню.

– Случайно, не Ди Паоло?

– Точно.

– Что им нужно было? – Говоря, ставлю телефон на подзарядку.

– Ну, мне-то они не сказали! – Миссис Мейхон поджимает губы. – Просили вас перезвонить.

– Понятно. Спасибо, миссис Мейхон.

– По-моему, это как-то связано с последними событиями.

– А что случилось?

Моя хозяйка кивает на телевизор. Показывают вовсе не рождественское кино. В эфире выпуск новостей. Репортаж с Кумберленд-стрит, пустырь отгорожен полицейской лентой. Падает легкий снежок – такой же, как у нас в Бенсалеме. Внизу экрана надпись – «Рождественское убийство». Журналистка кажется еще бледнее из-за своей лиловой куртки.

– Две недели назад полицейское управление убеждало жителей Филадельфии, будто кенсингтонский убийца вычислен и арестован. Однако сегодняшнее убийство совершено по тому же сценарию, что и предыдущие, – сообщает журналистка.

Миссис Мейхон качает головой, бурчит что-то нечленораздельное. Затем произносит более внятно:

– Бедняжка!

– Имя жертвы назвали?

– Нет. Пока нет. Известно только, что это молодая женщина.

– И всё?

– Почти всё. Обнаружена сегодня в полдень. Говорят, почти сразу после смерти.

Так и стою с телефоном в руке. Жду, когда заряда будет достаточно для звонка.

– Миссис Мейхон, не могли бы вы задержаться еще на минуту, пока я звоню? Вдруг меня вызовут на работу?

– Конечно, Мики. Я и сама хотела.

Звоню Ди Паоло, а не Нуэну. Ди Паоло я лучше знаю.

Он отвечает сразу же, голос встревоженный. Слышатся посторонние звуки – шум автострады.

– Это Мики Фитцпатрик. Вы меня искали…

– Хорошо, что быстро перезвонили, Мики. Вы где?

– Дома.

– А ваш сын где?

Открываю рот – но вместо ответа сама задаю вопрос:

– При чем тут мой сын?

– Хочу убедиться, что вы оба в безопасности.

– Он дома. Спит уже.

Произношу эти слова – и сама сомневаюсь. А дома ли Томас? Надо убедиться лично.

На цыпочках крадусь к детской, заглядываю.

Да, мой сын спит. По обыкновению, устроил посреди кровати что-то вроде гнезда. Свернулся клубком, вцепился в одеяло. Сонное личико напряжено.

Бесшумно закрываю дверь.

– Послушайте, Мики, – говорит Ди Паоло. – Сейчас я вышлю к вам нашего человека. Он из Девятого отдела Полицейского департамента Филадельфии; новичок. Подежурит в машине под вашими окнами. Не удивляйтесь, когда утром его увидите.

– Да что происходит?

Детектив молчит. В его молчание врывается вой сирены. Ди Паоло откашливается, еще и еще раз.

– Что происходит, Майк?

– Это простая предосторожность, Мики. Возможно, даже ничем не обоснованная. Дело в том, что… Помните, в баре вы упомянули женщину, которая предъявила обвинение полицейскому?

– Конечно. Пола Мулрони ее зовут.

– Звали, Мики. Она мертва.

Решаем так: миссис Мейхон остается на ночь, спит в моей постели. Я ложусь на диване в гостиной, поближе к двери. Вторженцу, если таковой появится, придется иметь дело со мной.

Вместе безопаснее.

Объясняю миссис Мейхон: мои коллеги тревожатся обо мне как о важном свидетеле, потому и охрану прислали.

– Они перестраховываются, миссис Мейхон. Просто перестраховываются. Посмотрите – разве по мне видно, что дело серьезное?

Впрочем, я лишь храбрюсь, и миссис Мейхон, которая сама храбрится, это отлично понимает. Пока она в ванной, прокрадываюсь к шкафу, беру пистолет.

Уснуть не грозит. Вот зачем ко мне охрану приставили из городского полицейского департамента? Ведь Пола Мулрони обвиняла именно их сотрудника, а Ди Паоло, похоже, считает, что ей просто заткнули рот. Лучше бы приехал кто-нибудь из полиции штата – мне с чужими спокойнее было бы, чем со своими. И ведь недаром Ди Паоло сделал упор на то, что дежурить будет, во-первых, новобранец, а во-вторых, все-таки из другого района. То есть человек, едва ли имеющий знакомых в нашем, Двадцать четвертом отделе.

До четырех утра отслеживаю секундную стрелку стенных часов, смутно различимую в свете уличного фонаря. Свет располосован, разложен решетчатыми жалюзи. Хорошо бы лечь с Томасом; чувствовать, что он под моей защитой; знать: пока я рядом, ему ничего не грозит. Я и легла бы, да боюсь, разбужу его.

Постепенно мои мысли принимают другой оборот. Пола Мулрони. Ее больше нет. Непоправимость случившегося; та, восемнадцатилетняя Пола, острая на язык, заводная, смешливая, какой она мне до сих пор виделась. Пола, что горой стояла за Кейси, так же как Кейси горой стояла за меня. Мне казалось, Пола и на улице опекает мою сестру, да и всех кенсингтонских отверженных женщин, и было в этом пусть слабое, но утешение. А теперь она мертва.

Вслед за жалостью к этой безвременно оборвавшейся жизни приходит последнее чувство – чувство вины. И оно всего ужаснее. Похоже, офицер, о котором сообщила мне Пола, – действительно из Полицейского департамента Филадельфии; я первой назвала имя Полы сержанту Эйхерну, затем озвучила его Денизе Чемберс, наконец – Ди Паоло. И что из этого вытекает? Правильно: Пола погибла по моей вине. Я навела на нее убийцу.

Зажмуриваюсь. Стискиваю голову ладонями.

«Она просила не называть имени», – сказала я Эйхерну.

«Имя останется между нами», – пообещал тот.

В утренних новостях имя Полы Мулрони всё еще не названо. И скрывает его, понятно, Полицейский департамент Филадельфии.

Ищу Полу в Интернете. Почти сразу выскакивает страничка «Фейсбука», созданная подругами в ее память.

Оказывается, будет заупокойная месса. В церкви Святого Спасителя, в четверг.

Фото на страничке отсутствуют. Догадываюсь, почему. От догадки становится тошно.

А на мессу пойду. Обязательно.

Весь день жду подробностей насчет обстоятельств смерти. Я бы включила телевизор – может, скажут, что кто-то арестован, – да не хочу пугать Томаса. Ловлю новости по радио. В наушниках, чтобы Томас не услышал случайно. Прибираю, закладываю стирку в машинку – наушники на мне. Сын смотрит рождественскую программу, но то и дело спрашивает:

– Мама, что ты слушаешь?

Отвечаю честно:

– Новости.

Полицейский автомобиль с подъездной дорожки убрался, зато мимо дома раскатывает на минимальной скорости другой. Я не в своей тарелке: то вид этого автомобиля внушает мне что-то вроде спокойствия, то кажется угрозой, дурным предзнаменованием. От него, думаю я, опасность еще больше, чем от маньяка. Отслеживаю Томаса, чтобы не приблизился к окну, не заметил автомобиль с мигалкой. Но Томас – наблюдательный и чуткий; он знает – что-то неладно.