Лиз Мур - Алая река

Женщина в лиловых джинсах прищелкивает пальцами перед моим нахмуренным лицом.

– Алё! Ты! Слышишь? Канай, говорю, отсюда. Для тупых поясняю: проваливай. Домой топай.

Некое движение за спинами моих обидчиц. Кто-то вошел, кто-то пробирается против течения толпы.

Не сразу узнаю эту женщину.

Волосы у нее светло-каштановые – то есть оттенок максимально приближен к естественному, который мне помнится с детства. Лицо бледное. Очки. Раньше она очков не носила.

Кейси. Моя сестра.

Как странно – Кейси выглядит одновременно и здоровой, и измочаленной. Куртка на ней расстегнута – не сходится на объемном животе. Видны белая рубашка и серые тренировочные штаны. Наверное, единственные, которые она сейчас может надеть. Кейси пристраивается в конец очереди за причастием.

Женщина в лиловых джинсах оглядывается на подруг, и вот уже две из них, не сговариваясь, шагают ко мне, хватают под локти.

– Не вздумай шум поднимать, – шипят мне в ухо. – Имей уважение. Похороны, как-никак.

Включаются приемы самозащиты, усвоенные в полицейской академии. Выворачиваюсь, и от моего резкого движения одна женщина оказывается на четвереньках, а другая сама отшатывается, выпустив мой локоть, но упрямо цедит:

– Э, нет! Она еще кое-что сделала!

Принимаю боевую стойку.

– Вы чего-то недопоняли. Перепутали меня с кем-то.

И тут Кейси подставляет плечо. В прямом смысле.

– Эй! Из-за чего сыр-бор?

На меня она не глядит – только на этих четверых.

– Эта сучка руки распускает! – отзывается женщина, которую я поставила на колени. Забыла, наверное, кто первый руки распустил.

Кейси по-прежнему избегает смотреть мне в лицо.

– Она сейчас извинится. Мики, извинись.

– Еще чего не хватало… – завожу я, но Кейси пребольно пихает меня локтем под ребро.

– Извиняйся, Мики. Делай, как я говорю.

– Извините, – выдавливаю я.

Женщина в лиловых джинсах пристально глядит на мой лоб – можно подумать, на нем мишень нарисована. Затем оборачивается к Кейси. Качает головой.

– Против тебя, Кейси, мы ничего не имеем. Сестра есть сестра, это ж ясно. Только вот что я тебе скажу: не расслабляйся. Спиной к этому оборотню не стой.

Кейси переводит взгляд с меня на нее и обратно. Вдруг, словно в ее мозгу встала со щелчком на место последняя деталька пазла, показывает женщине в лиловых джинсах средний палец, а меня грубовато обнимает за плечи и тащит к выходу, мимо матери и брата Полы, явно смущенных. Вот так же вела себя Кейси в детстве. Так же вставала на мою защиту; казалось, даже ждала, даже хотела, чтоб меня обидели.

Под хоровое «Бу!» выбираемся из церкви.

Напоследок та, в лиловых джинсах, снова советует Кейси не стоять спиной к «этому оборотню» – ко мне то бишь.

Кейси молчит, однако вместе со мной идет к машине. Дыхание у нее прерывистое.

Не представляю, как начать разговор.

– Спасибо, – выдавливаю я.

– Сдалось мне твое «спасибо», – сестра фыркает.

Мы уже у машины. Надо решаться – либо продолжать, либо ехать восвояси.

Впервые Кейси встречает мой взгляд.

– Папа сказал, ты меня искала. Нарочно за мной приехала.

– Вовсе нет.

Хочу добавить – «больно надо».

Но выдаю совсем другое:

– Я беспокоилась.

Кейси складывает руки на груди. Точнее, на животе.

– Мики, – произносит она после долгой паузы. – А что это там, в церкви, было? Оборотень-чмоборотень – о чем девчонки говорили?

– Понятия не имею.

– Точно? А если подумать как следует?

Сглатываю. Если подумать – речь шла о Поле Мулрони. О том, как я посоветовала ей написать заявление. О том, что она ответила. «Мне только заявы и не хватало. Чтоб у каждого легавого в черном списке очутиться».

– Нет, Кейси. Я правда не знаю, что они имели в виду.

Кейси кивает, не сводя с меня взгляда.

– Я тебе верю, Мик.

На предложение подвезти ее Кейси отвечает:

– Спасибо, не надо. Я на папиной машине. Он дома ждет.

Оставляю ее, уезжаю – раздавленная, с тошнотворной болью в животе.

Пора забирать Томаса. Еду в Нортен-Либертиз. Лорен приглашает меня в дом. Просторное, современное жилище с видом на парк, о котором во времена моего детства шла дурная слава. В котором кишели хулиганы. Да что парк – тогда весь район был ужасен.

Кухня на первом этаже оборудована словно для съемок кулинарного шоу и снабжена скользящими стеклянными дверьми, ведущими в патио. Там, в патио, – живая елка в ярко-белых крохотных лампочках. Никогда не видела, чтобы елку наряжали во внутреннем дворике. Мне нравится.

– Дети на втором этаже, Мики. Что вам предложить? Кофе будете?

– Да, спасибо.

Меня все еще потряхивает после инцидента. Вдобавок, когда держишь что-то маленькое и теплое – например, кофейную чашку, – разговор лучше клеится.

– Как прошли похороны? – интересуется Лорен.

Отвечаю не сразу.

– Да как-то не по-людски.

– В смысле?

Она насыпала молотый кофе в стеклянный цилиндрический сосуд и залила горячей водой. Сверху пришлепнула крышку с отверстием для пара. Никогда не видела, чтобы кофе готовили таким способом. Вопросов, однако, не задаю.

– Это долгая история, Лорен.

– А я не тороплюсь.

Наверху что-то уронили, выждали паузу, захихикали.

– Ну, так в чем там дело? – мягко давит Лорен Спрайт.

Рассказать или нет? Очень, очень это заманчиво – сбросить бремя прямо здесь, в стильной кухне, перед внимательной и благополучной Лорен Спрайт. У людей ее круга вся жизнь рассчитана поэтапно, всё под контролем. «А ведь и я могла бы так жить», – попискивает во мне какой-то почти чужой голосишко. Иметь совсем другую работу, совсем другой дом – да все другое. Мы с Саймоном в начале отношений мечтали: вот встанет Габриэль на ноги – будем вместе строить новую жизнь. Почему бы не озвучить сейчас мои давние планы? Почему не сообщить, как хорошо я успевала в школе? Не излить душу в подготовленный сосуд? Лорен Спрайт улыбается, лицо открытое – дескать, жду. Самое имя ее искрится детским оптимизмом.

Воздерживаюсь от исповеди. Писклявый чужак во мне заглушен голосом Ба, ее коронной фразой: «Гусь свинье не товарищ». Ба никогда не уточняла, кто гусь, а кто свинья, но насчет Лорен Спрайт и себя я совершенно уверена – мы из разных стай. Сколь бы ни заблуждалась Ба в других вопросах, насчет гусей со свиньями я ее мнение разделяю – сейчас, пожалуй, больше, чем когда-либо.

Я дома, Томас уже спит.

Раздается телефонный звонок.

На экранчике высвечено «Дэн Фитцпатрик». Рука не поднялась, сохраняя номер, написать «Папа». Не дозрела я пока до этого.

Жму «Ответить».

– Слушаю.

Молчание. Затем – вздох. Знакомый. Но не отцовский.

– Кейси, ты?

– Привет.

– Что-то случилось?