Арне Даль - В толще воды

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что Август Стен тоже исчез, – и тут непременно должна быть какая-то связь. У Стена имелась вторая кредитная карта, которой он, вероятно, пользовался сам, причем тайком, в разных местах в Уппланде.

Может быть, тут замешана женщина? Тайная любовница? Или любовник? Что, если Стен, примерный семьянин из Эппельвикена, раз в неделю отправлялся на поиски эротических приключений в различные городки Уппланда – опять же, почему именно Уппланда? – снимал номер в отеле, платил наличными, чтобы не засветиться, и предавался неземному наслаждению? Тогда один из номеров точно принадлежит этой самой любовнице. И не было ли это удачным местом для того, чтобы спрятать человека? Например, Сэма Бергера? Если у Августа Стена, как выразился Юнас Андерссон, «очень свободная роль» в СЭПО, тогда дом любовницы – просто идеальное место, чтобы держать Бергера под контролем.

Бермудский треугольник. Что же это такое? Бергер ведь там пропал? В уппландском бермудском треугольнике?

Ди просматривала номера мобильных телефонов, один за другим. Из них пара знакомых, Роя и Кента, а еще как минимум четыре незнакомых, но регулярно повторяющихся. Ни один из них не совпадает с номерами на бумажках с напоминаниями. Возможно, именно мысль об этих чертовых номерах заставила Ди зацепиться взглядом за один конкретный разговор из длинного списка. А может быть, цифры, указывающие время. Вот он, входящий звонок на телефон Стена, в понедельник.

В двенадцать тридцать четыре.

Разговор продолжался три минуты, и было это пару понедельников назад, в ноябре. Август Стен не забыл.

«Не забыть: пон. н. 1234».

А вот что он забыл сделать, так это убрать бумажку со стеллажа в своем кабинете.

А может быть, об этом надо было помнить каждый понедельник? Что, если «н» именно на это и указывает?

Н – нечетные? В отличие от Ч – четные?

Ди просмотрела список и действительно обнаружила закономерность. Конечно, с разных номеров, но звонили ему каждый второй понедельник, по нечетным неделям, ровно в двенадцать тридцать четыре. В глаза бросилась еще одна закономерность. Два раза подряд звонили с одного и того же номера, затем номер менялся. То есть раз в месяц новый телефон. Ди вернулась к распечатке звонков. Номер, с которого звонили в тот последний понедельник, использовался всего один раз. Вероятно, он все еще существует. Ди обвела его жирным маркером.

На этом номере и надо сосредоточиться.

Колени ныли. Она поднялась. Посмотрела на открытую в компьютере карту. Вдруг начала рыться в ящиках, достала несколько сложенных карт. Растирая колени, развернула одну из карт, снова опустилась на колени. Отметила крестиками четыре населенных пункта, где снимались деньги: Энчепинг, Римбу, Гимо и Эстервола. Получился как будто круг. Замкнула его, круг вдоль внешних границ Уппланда. Посередине – город. Крупный город.

Посередине круга – Упсала.

Ди проследила взглядом в южном направлении, к Стокгольму и дальше, к шхерам. К южному архипелагу. Вот он, Утё.

На письменном столе лежала большая линейка. Ди встала, взяла ее, снова опустилась на колени – блин, пора обзавестись наколенниками – и положила линейку на карту. Провела прямую линию от Утё к центру круга, к Упсале.

Никаких сомнений по поводу направления. Стороны света.

Норд-норд-вест.

Ди встала, выдвинула ящик стола, достала обе открытки. Перевернула ту, что была помечена четверкой. Прочла реплику Гамлета:

I am but mad north-north-west. When the wind is southerly, I know a hawk from a handsaw .

Как все сложно.

Вдруг зазвонил мобильный телефон. В трубке – уверенный мужской голос:

– Просто хотел напомнить, что у вас осталось пятнадцать минут.

– Что? – не поняла Ди.

– Пишите свой рассказ, – сказал оперативный начальник СЭПО.

Воскресенье, 6 декабря, 13:18

Солнце и правда светило вовсю. Между маленькими островками сверкало и переливалось золотом море. Освещенный пляж отливал последними бликами ушедшего лета.

Запрокинув голову, Аиша Пачачи ловила солнечные лучи, с закрытыми глазами вдыхала богатый кислородом морской воздух. Бергер и Блум наблюдали, словно в прямом эфире, как ее худенькое тело вновь наполняется жизнью. А какой у нее был аппетит! Им приходилось удерживать ее, чтобы соблюсти все предписания Врача.

Она выжила. Два с половиной года в неволе, и все же она жива. Выдержала весь этот ад.

Аиша опустила взгляд на плюшевого медвежонка, сидящего у нее на коленях, и сказала:

– Поверить не могу, что у вас в холодильнике нашелся и хумус, и все остальное.

– Это все Молли, – честно ответил Бергер. – Мы по дороге заехали в ресторан, где можно заказать еду навынос.

– Хотя я не уверена, что он иракский, – сказала Блум.

Аиша улыбнулась, посмотрела на море.

– Вон там, – произнес Бергер, – Если ты проследишь взглядом за моим указательным пальцем, между островами, прямо перед линией горизонта, находится самое глубокое место во всем Балтийском море. Называется Ландсортская впадина. Полкилометра глубиной. Даже не представить себе, настоящая преисподняя.

– Ну, в преисподней я побывала.

Бергер засмеялся.

– А я добрался только до середины. Но и там уже было достаточно темно и холодно.

– Вернемся в дом? – предложила Блум.

Девушка кивнула, продолжая улыбаться.

– Я хочу увидеть маму и папу, – сказала она.

– Мы над этим работаем, – глухо отозвался Бергер.

Они медленно побрели через остров. На Аише была запасная одежда, которая нашлась в конспиративном доме, и хотя вещи были явно ей велики, они на удивление шли ей. Они миновали спущенный надувной плот Молли, валявшийся в кустах рядом с сиротливым мотором.

Они старались по возможности идти вдоль самого берега. День, действительно, выдался чудесный. Воздух был оглушительно чист. Земля дышала свежестью.

Показался причал, лодочный сарай, потом сам дом. Пройдя через винный погреб, они оказались в большой комнате.

– Не хочешь прилечь, Аиша? – спросила Блум.

– Належалась, – ответила Аиша, покачав головой.

Они с Бергером устроились на диване, Блум осталась стоять.

– Хочешь чаю? – спросила она. – Или кофе?

– Никогда не пила кофе! Было бы интересно попробовать.

Два с половиной года вычеркнуты из жизни, подумал Бергер. Как раз те два с половиной года, когда люди обычно начинают любить кофе (хотя далеко не только его).

– На всякий случай чаю тоже заварю, – сказала Блум и отправилась на кухню.

Бергер включил диктофон на мобильном, поймал на себе острый живой взгляд Аиши и задумался о времени. О том, как убегающее время забирает с собой жизненные силы. А потом пришла мысль, которая явно свидетельствовала о приближающейся старости.