Арне Даль - В толще воды

Бергер и Ди вошли в дом. Внутри – сплошной мрамор. Они следовали туда, где, по их расчетам, должна была находиться балюстрада. Они двигались совершенно бесшумно, прикрывая друг друга. Поднялись на первую ступеньку винтовой лестницы.

Винтовые лестницы – это самое трудное.

Sitting ducks .

Бергер и Ди осторожно поднимались по ступенькам. От мрамора исходил страшный холод. Какое тут все бездушное.

В любой момент их могли застрелить.

Они шли дальше. Живые.

Вот, похоже, гостиная. Толстые шторы задернуты, за ними должна быть терраса. В шторах ни щели, сплошная темнота. Пригнувшись, они направились туда.

Затаив дыхание.

Подошли к шторе с разных сторон. Главное – двигаться медленно, чтобы колыхание шторы ничем не отличалось от покачивания на ветру.

Бергер взглянул на свои руки. Пистолет в правой руке равномерно дрожал, левая же рука, отодвигающая край шторы, тряслась совсем в другом ритме. Весь он – лишь нагромождение разрозненных частей тела.

Ди прикрыла его, когда он отодвинул штору и выпрыгнул на террасу.

Там было пусто, совершенно пусто. Терраса оказалась гораздо меньше, чем он себе представлял.

И там никого не было. Пригнувшись, он добежал до балюстрады и слегка высунулся.

Услышал выстрел.

Почувствовал боль в уголке глаза.

Взглянул вверх сквозь толстый слой крови. Увидел за стеной, этажом ниже, еще одну террасу, гораздо более просторную.

Да они, черт возьми, на другой террасе.

Есть еще одна, побольше.

Бергер увидел угол стены, отстреленный в ней кусок бетона, увидел кровь на стене, отпрянул назад, потрогал глаз. Умудрился промолчать.

– Осколки, – прошептала Ди, заглянув за тот же угол.

Прозвучал еще один выстрел.

Карстен сделал второй выстрел. Отступил на шаг. У него были свои, четко очерченные границы. На это он был готов положить остатки зрения. Он знал, что находится вне зоны видимости. И недосягаем для выстрелов. Безопасная зона, опасная зона. Он криво улыбнулся. Снова посмотрел в сторону малой террасы. Увидел скол на углу, струящуюся по стене кровь, очертания балюстрады той, второй террасы. Кто осмелится спуститься? Кто осмелится выглянуть снова?

При этом он полностью контролировал дверь. Если кто-то попробует раздвинуть толстые шторы, он тут же будет застрелен. Полный контроль.

Тотальный контроль.

Интересно, кого он подстрелил.

Он был наполовину Леопольдом Блумом, терпеливо ожидающим, наполовину Бойланом, несдержанным, дерзким, похотливым. Он был и тем, и другим. Он был единым целым. Блумом и Бойланом. Он был всем.

Он вмещал в себя весь мир.

И он находился здесь, со своей Молли Блум.

Идеально. Идеальное извращение.

Он повернулся к стулу, на котором сидела Молли Блум. Она сидела там в такой же полудреме, как Молли Блум. Именно такой он и хотел ее видеть.

Только она там больше не сидела. Стул был пуст.

Молли видела все. Все движения Карстена. Как он с невероятным спокойствием обозначал границы. Как он встал в нужной точке. Безопасная зона, опасная зона.

Ей понадобилось неземное усилие воли, чтобы подняться со стула. А для следующего действия требовалась еще более сильная воля.

С какой-то невероятной задержкой она увидела, как он поворачивает голову в сторону ее стула. Хотя у нее было не больше десятой доли секунды, ей показалось, что время тянется, как сгустившаяся кровь.

Прежде чем она увидела его мутный взгляд, направленный на нее, она ускорилась. Направляясь к нему, она четко видела, что в это мгновение Карстен Бойлан окончательно ослеп.

Взгляд, который ее встретил, больше не был взглядом.

Она ударила его.

Разрушила его круги.

Она сама чувствовала, насколько слаб этот удар. И насколько мертвы были бы она и ее плод, если бы удара не хватило для того, чтобы заставить Карстена выйти за невидимую линию.

Но он пошатнулся, сделал шаг.

Она сидела, пригнувшись, голова на уровне его бедра. Чувствовала боль в его простреленной ноге. Чувствовала ее очень отчетливо. Понимала, насколько это ослабляет его позиции.

Карстен уже успел направить на нее пистолет, когда ему кто-то выстрелил в спину. Он мог выстрелить, но не сделал этого. Не мигнув, принял следующий выстрел.

Падая на мраморный пол, Молли бросила взгляд вверх, на вторую террасу. Там показалась Ди. Выстрелила еще раз.

Когда Бергер выскочил из-за шторы с залитым кровью лицом, он не скрывал, куда целится.

Блум лежала на полу, ее рвало, а Карстен, получивший три пули в спину, пошатываясь, прошел мимо нее и обратил свой пустой взгляд наверх, на Бергера. Тот выстрелил в него два раза.

По одному выстрелу в каждый глаз.

Прямо через толстые линзы очков.

Пока Карстен падал, на большую террасу вылетел пчелиный рой, покружился над уже мертвым телом. Когда Карстен перестал двигаться, пчелы, казалось, пытались поймать его улетающую душу. А потом, сформировавшись перышком, взмыли к небесному своду и образовали единственное на тот момент облачко на краснеющем андалусском небе.

Ди высунулась из-за шторы и попыталась оценить происходящее. Сначала она увидела разбитые очки Карстена на мраморном полу террасы. И только потом – Бергера, склонившегося над Блум, обнимающего ее.

Блум открыла глаза. Ее зрачки как будто вынырнули из морских глубин и сразу попали на солнце, где засияли всеми оттенками желтого, красного, оранжевого.

Оттенками золота.

Какое-то время Ди смотрела на них, как на скульптурную группу. Она понимала, что в этом есть что-то вечное.

Потом повернулась к Средиземному морю. Она видела, как изгибается слабо освещенный горизонт и как за этой дугой садится солнце. Видела невероятно мощный свет, падающий на водную гладь. Видела, как вся Андалусия отражается в невыразимо величественном закате.

А потом солнце исчезло.

Воскресенье, 13 декабря, 10:14

Усталые лучи чарующего солнца сочились сквозь голые ветви осин и немытые оконные стекла, ложились тонким слоем светящейся краски на стены и пол лодочного домика. На старом часовом механизме, со всеми его колесиками, пружинками и крючками, еще даже не успела скопиться пыль. Как и на лежащих повсюду якорях, буйках и канатах.

День Святой Люсии.

К этому времени лед уже обычно стоит на заливе. А сейчас там вместо льда лежало солнце. Сверкающее всеми цветами радуги.

– Ровно пятьдесят дней с тех пор, как все это началось, – сказал Бергер.

– А этому малышу ровно месяц, – ответила Блум, поглаживая живот.

Бергер открыл двери домика, но первым туда вошел не он. Маркус и Оскар опередили его. Обмениваясь восторженными возгласами, они обследовали все эти удивительные предметы из прошлого.