Ханс Русенфельдт - Немая девочка

Но она справилась хорошо.

Из местных газет ей, конечно, звонили и интересовались, насколько они были близки, действительно ли она ничего не подозревала, и правда ли, что Франк разговаривал с ней непосредственно перед тем, как застрелился. Она ни на один вопрос не ответила, а составила пресс-релиз, в котором дистанцировалась от Франка. Вместе с тем, было важно, чтобы не создалось впечатления, будто она полностью отрекается от старого друга и ментора. Да, он убил семью, это ужасно и не подлежит оправданию, но нельзя забывать, что до того он отдавал жизнь местной политике, и память о нем как о руководителе муниципалитета очень даже жива. Поэтому, несмотря на события последнего времени, которые приписывают временному помешательству, к нему по-прежнему хорошо относятся, да и старых друзей и коллег нельзя просто так продавать, что бы они ни совершили. Особенно ради того, чтобы пробиться в Стокгольм. Этого не одобрят. Было трудно соблюсти меру – дистанцироваться от него и его поступков и при этом не говорить о нем плохо. Ее стратегией в последние дни стало осуждение преступления, но не преступника, и когда она разговаривала с ними на Свеавэген, оказалось, что стратегия сработала идеально.

Впрочем, о Франке и том, через что они вместе прошли, она не думала. Просто радовалась тому, что, похоже, сумела без потерь выйти из ситуации последнего времени, и что он не потянул ее в дело вместе с собой.

Дверь открылась, и из нее вышла женщина с девочкой. Мария и Николь Карлстены, предположила Пийя. Ни с кем из них она раньше не встречалась, но они обе были важны для завтрашней демонстрации, и Пийю радовала возможность провести с ними несколько часов в машине: тогда ее вступительная речь получится более личной и создаст ощущение ее участия в судьбе родственников жертв. Пийя пошла им навстречу с приветливой улыбкой и протянутой рукой. Прежде чем она успела подойти к ним, дверь снова открылась, и на тротуар выскочил мужчина, которого она тоже раньше не видела. Вероятно, Себастиан Бергман. Эрик неоднократно ругал его. Неприятный, посредственный работник и, очевидно, хамоватый. Пийя решила его полностью игнорировать.

– Здравствуйте, Пийя Флудин, приятно познакомиться, – сказала она, обращаясь к Марии. – Приношу искренние соболезнования по поводу случившегося с вашей сестрой, – продолжила она более приглушенным голосом и чуть крепче сжала ее руку.

Мария только кивнула в знак благодарности и представила дочку. Пийя повернулась к той с улыбкой, на которую девочка отнюдь не ответила. Она шагнула за спину матери и устремила на Пийю пристальный взгляд. Видимо, после случившегося она не разговаривает. Пийя выпрямилась и посмотрела через плечо Марии на мужчину, остановившегося возле двери.

– Насколько я понимаю, это мой третий пассажир. – Она не намеревалась открывать, что знает его имя, чтобы он не чувствовал себя настолько важным.

– Это Себастиан, но он с нами не поедет, – ответила Мария, и в ее голосе безошибочно угадывался холод.

– Нет?

– Нет. Так что можем ехать.

– Моя машина там, – сказала Пийя, указывая чуть дальше вдоль улицы.

– Мария… – начал мужчина у дверей, не приближаясь к ним.

– Я потом пришлю кого-нибудь забрать оставшиеся вещи, – проговорила Мария так, что Пийя убедилась в том, что речь идет о чем-то большем, чем просто поездка в Турсбю.

– Можно мне хотя бы попробовать объяснить? Ты намерена выслушать только Ванью и считать, что все, что она говорит, правда?

– Да, – ответила Мария и, взяв Николь за руку, направилась вместе с Пийей к машине.

Себастиану оставалось только смотреть, как они уходят. Бежать следом, пытаться заставить Марию остановиться и выслушать его не имело смысла, и кроме того, ему не хотелось устраивать сцену в присутствии Николь. Последнее, что ей сейчас надо, это видеть, как ссорятся единственные два человека, которым она доверяет.

– Подумай о Николь! – все-таки прокричал он в последней отчаянной попытке заставить их остаться или позволить ему поехать с ними.

Мария не отвечала, просто продолжала идти.

Покидать его.

– Она стоит на той стороне, было трудно найти место для парковки, – объяснила Пийя, указывая на красную машину «Вольво» на противоположной стороне улицы.

Себастиан не двигался с места. Каждый шаг, на который они удалялись, физически ощущался в теле. Когда они собирались переходить улицу, Николь обернулась к нему. Ее взгляд, как всегда, было трудно истолковать, но Себастиану показалось, что он видит в ее глазах горе и отчаяние. Это ощущение еще усилилось, когда она медленно протянула в его сторону руку, которую не держала мама. У взрослого человека жест показался бы преувеличенно театральным, но когда Николь повернулась к нему и попыталась преодолеть маленькой вытянутой ручкой быстро увеличивающееся расстояние, это было просто душераздирающим. Себастиану пришлось проглотить ком в горле.

Мария слегка потянула дочь, и они стали переходить улицу, Николь по-прежнему с повернутым к Себастиану лицом, и чем дальше она уходила, тем более умоляющим и отчаянным казался ее взгляд. Себастиану пришлось на мгновение отвернуться.

Когда он вновь повернулся к улице, все трое уже сидели в красной машине, Пийя завела ее и выехала с парковки. Мария сидела на заднем сиденье возле окна, и он видел лишь ее профиль над маленькой наклейкой с сине-белым гербом муниципалитета Турсбю. Николь сидела дальше Марии, и ее он вообще не видел.

Она исчезла. Они исчезли.

Он потерял их.

И причина находилась у него в квартире.

Себастиан вошел в прихожую и стянул ботинки. Заметив уголком глаза какое-то движение, он поднял взгляд. Из кухни вышла Ванья и прислонилась к стене со скрещенными на груди руками, словно думала, что ей потребуется щит против его гнева.

Себастиан лишь мрачно посмотрел на нее.

Мрачно и холодно. Надеясь, что его взгляд скажет все.

Потом он просто прошел мимо нее в маленький коридорчик и дальше в гостиную. Остановился сразу за дверью. В течение многих лет это была всего лишь комната. Которая случайно оказалась в квартире, где он жил, но которой он не пользовался и никаких чувств к ней не питал. Самое яркое воспоминание было, по иронии судьбы, пожалуй, связано с Ваньей, когда он утешал ее и пытался ближе привязать ее к себе в связи с возбуждением дела против Вальдемара.

Теперь он знал, для чего ему эта большая комната.

Как ее следует использовать. Ее и остальную часть квартиры.

Ему дали почувствовать, какой могла бы быть его жизнь.

Ком переместился из горла ниже и застрял в диафрагме. Мария и Николь прожили у него не особенно долго, но достаточно для появления гложущего, ноющего ощущения. Так хорошо знакомого – с ним он жил очень долго. Именно здесь угнездилась тоска, когда вошла в его душу.