Владимир Турунтаев - Проба на киллера

— Веревку?

— Ну да. Один конец ее захлестнулся за ветку, а другой болтался. Я еще у сторожа спросил, не на этой ли веревке мужик повесился. Нет, дескать, своей смертью помер…

— Парней, которые за вами увязались, можете описать?

Очевидец помотал головой:

— Что там разглядишь в темноте! — Но кое-что все-таки вспомнил: — Один повыше меня был, здоровый амбал. И вроде как белобрысый. А те двое помельче…

Перечитывая объяснение школьного сторожа, Горелов подчеркнул слова: «…С вечера на буме, недалеко от мастерских, сидели ребята, которые сидят тут каждый вечер…».

Бешеный ветер кружил на дороге пыль и раскачивал кроны голубых елей перед зданием милиции. Из-за дальних заводских корпусов стремительно подымалась аспидно-черная туча. Еще немного, и она уже заслонила всю видимую из кабинета часть неба.

Игорь с отсутствующим выражением на лице смотрит в окно. Третий день его гложет тоска. Такого еще не бывало: словно на земле не стало женщин. Идет по улице и в упор их не видит. Одна Танюшка перед глазами. В сером с блестками брючном костюмчике, которого у нее раньше не было. Красивая и чужая.

Она была одна. Вошла в троллейбус на конечной остановке. А Игорь с Людмилой — следом. В тот же троллейбус и в те же двери. Сели позади Танюшки, по другую сторону от прохода. Она ни разу не обернулась. Зато Людмила проследила за направлением его взгляда и, когда вышли из троллейбуса, учинила, не обращая внимания на прохожих, допрос с пристрастием. Игорь хмуро отмалчивался, а Людмила все пуще распалялась: «Тоже мне кавалер! Может, побежишь вдогонку? Не держу!..». На полпути к ее дому остановился и протянул пакет с вином и едой: «Подержи!». Людмила машинально приняла пакет, а Игорь сделал ей ручкой: «Покедова!» — и быстро зашагал прочь.

Дома он отыскал в конфетной коробке с документами Танюшкину фотографию, прислонил к стакану и долго вглядывался. Танюшка здесь походила на одну из героинь кинофильма «Сердца четырех». Вообще-то живьем Танюшка на нее не похожа, а тут как близняшка. Но это бы ладно, только однажды Танюшка призналась, что ее приняли в «труппу» Дворца культуры. И пошло: «Мой режиссер, мой режиссер…». Домой стала приходить около полуночи, вся прокуренная и равнодушная к нему, Игорю. А потом…

Потом — суп с котом. Игорь решил, что она ушла к своему режиссеру. Презирая ее за это, старался убедить себя в том, что все к лучшему. Вскоре познакомился с Олей. Потом с Мариной. Потом с этой стервой Люськой. О Танюшке перестал горевать. Нет, вспоминал и даже печалился, но так, словно бы она давным-давно умерла. И почему-то до позавчерашнего дня ни разу не пришлось им с Танюшкой встретиться. Даже не приходило в голову удивиться этому: живут в одном районе, ходят по одним и тем же улицам, а — не встречаются… Ну вот, встретились. И что теперь? Как дальше жить?..

…На столе перед ним лежит еще влажная фотография убитого. Волосы перед съемкой, надо полагать, причесали, в глаза капнули глицерином — они приоткрыты и холодно поблескивают.

Вчера Игорю не удалось установить его личность. Фотоснимки только что принесли от криминалистов. Два отпечатка лежат на столе у Горелова.

— Все дворы вчера обошел?

— Вокруг школы — все, — ответил Игорь.

— И в школу заходил?

— Естественно.

— Осмотрел место, где обнаружили труп?

— Непременно. Только не знаю, куда эксперт со следователем смотрели. Уж веревку-то всяко надо было прибрать.

— Ты нашел ее, что ли?

— Найди-ка теперь! И бутылка возле трупа валялась…

— Кто тебе сказал про веревку и бутылку?

— Кто видел: ночной сторож и еще один мужик, — Игорь поглядел в свои записи. — Агеев, он голубей там держит.

— Что они еще говорят?

— Да больше ничего, кроме того, что написали в объяснениях.

— Сторож написал о ребятах, которые вечерами посиживают на буме возле мастерских. В тот вечер они там тоже сидели…

— И вчера я их видел, — Игорь пожал плечами.

— Что они из себя представляют? — спросил Горелов.

— Мелкота. Как стемнеет, сматывают оттуда.

— Высокого блондина среди них не было?

— Нет! Говорю — мелкота.

— Все равно, надо выяснить, куда они оттуда сматывают.

— Домой! Ну, я, правда, только за двумя проследил. Вошли во второй подъезд дома по Индустрии в двадцать два двадцать и на улицу больше не выходили. По крайней мере, до полтретьего.

— Ты что, до полтретьего утра их караулил?

— Ну, — скромно обронил Игорь и вдруг спохватился: — Да, еще забыл сказать: я со школьной техничкой разговаривал. Ее мужа недавно тоже какие-то парни избили. И тоже ночью.

— Недавно — это когда?

— Седьмого августа.

— Надо с ее мужем поговорить!

— Говорил! Ни хрена: только и помнит, что у него попросили закурить. Я так понял, что он был в стельку пьян. Забрали, говорит, деньги и единственную сигарету, которая была в пачке.

— На какой улице это было?

— Трудно понять: перешел, говорит, через Кировградскую, дальше — по Ильича двинулся. А очнулся на углу Победы и Индустрии.

За окном громыхнуло.

— А молнии не было, — меланхолично заметил Игорь.

Горелову было не до молнии. Он взял чистый лист бумаги, провел карандашом линию, пририсовал к ней два квадратика. Затем параллельно первой провел еще одну линию, а в пространстве между линиями нарисовал третий квадратик. Наконец, в правой стороне листа провел третью линию, перпендикулярно двум первым.

— Гляди, что получается: два нападения — на Уральских рабочих, одно со смертельным исходом — на Калинина, теперь вот, говоришь, на углу Победы и Индустрии, опять же недалеко от Уральских рабочих. Наверняка были еще случаи, о которых мы пока не знаем…

— Может, стоит объявить по радио или через газету: мол, в районе таких-то улиц имеют место разбойные нападения группы подростков на прохожих в ночное время… Пострадавших и очевидцев просят…

— И долго думал? — Горелов сердито посмотрел на стажера. — Знаешь, что тут начнется? Враз объявятся сотни потерпевших со всего города. И кого нынче побили, и кого в прошлом и позапрошлом году. Начнется сведение счетов. А ты разбирайся со всеми. Пока будешь разбираться, наши «ковбои» залягут на дно, и лови их тогда.

Игорь почесал макушку.

— Ну да, не годится, — согласился он. — Надо еще посоображать.

— Ну, посоображай, — разрешил Горелов и уточнил: дома, на сон грядущий.

Зазвонил телефон. Горелов взял трубку, и после нескольких коротких реплик лицо его приняло свирепое выражение, а лысинка налилась кровью.

— Ну, блин-зараза!.. Ну, зараза!.. — круто завершив таким образом телефонный разговор, он выскочил из-за стола и заметался по тесному кабинету, демонстрируя Игорю превосходное знание запредельных красот русского языка.