Владимир Турунтаев - Имитация

— Как ее полное имя?

— Гелия. Гелия Алексеевна Пономарева.

— Вы часто бываете у нее дома?

— Довольно часто.

— И она тоже бывает у вас в общежитии?

На лице Олега отразилось сложное чувство. Казалось, вопрос следователя застиг его врасплох.

— Н-нет… То есть один раз была…

— Вчера?

— Сейчас у нее гостит мать, и поэтому мы не могли…

— Ваша подруга интересовалась делом Орлинкова?

Лицо Миронова сделалось совсем пунцовым. Сцепленные пальцы были сжаты до побеления суставов. Брянцев следил за выражением его расстроенного лица, всматривался в лихорадочно блестевшие глаза и не торопил.

— Да, проявляла… Но я и сам ничего не знал.

— И пытались выведать подробности у Карташова?

— Да. Но он тоже ничего не знал.

— А когда Лазутин якобы случайно проговорился, вы тут же побежали звонить подруге.

— Мне хотелось лишний раз увидеться с Гелой и, конечно, успокоить ее, потому что… Как я понял из ее слов, следствие проявило к ней интерес в связи с ее давними отношениями с Орлинковым…

— Вы что, в самом деле не знали, что Савина до последнего времени работала у Орлинкова личным секретарем?

— Савина — может быть… Вы хотите сказать, что Гела.?

Брянцев кивнул:

— Именно это я и хотел сказать. Потому что Савина — ее настоящая фамилия, — сказал Брянцев.

Миронов схватился за голову:

— Боже мой!..

— Мать Савиной не выезжала на этих днях из Торска, — добавил Брянцев.

Миронов смотрел на следователя, но, казалось, думал о каких-то посторонних вещах.

— Это значит, что квартира Савиной была свободна, — размеренным тоном продолжал Брянцев. — Тем не менее Савина пришла в общежитие, и вам пришлось просить Карташова исчезнуть на несколько часов…

Миронов вздрогнул и с тоской поглядел в окно.

— Что вы хотите сказать? — дрожащим голосом спросил он.

— Что Савиной для чего-то понадобилось провести этот вечер именно в общежитии.

Миронов подавленно молчал.

— Сколько времени продолжалось свидание? — спросил Брянцев.

— Часа три.

— За это время Савина куда-нибудь выходила из комнаты?

— Нет, никуда.

— А в туалет?

Олег покраснел.

— Ну да, конечно…

— Сколько раз?

— Я не считал. Допустим, раза два.

— Через сколько минут возвращалась?

— Ну… минут через пять, Может, через шесть. Или через четыре, я не смотрел на часы.

— Но не через полчаса?

— Ну что вы! Нет, конечно!

Брянцев поднялся из-за стола и стал расхаживать по кабинету.

«Спокойно, спокойно!» — говорил он себе, морщась от начинавшей пульсировать у виска мигреневой боли.

Он по опыту знал, что не следует паниковать раньше времени и всякий раз вспоминал в таких случаях слегка отредактированное им изречение бессмертного Швейка: надо надеяться даже тогда, когда, казалось бы, уже и не на что надеяться. Вот это «казалось бы» и оставляло ту малую толику надежды, которая включала второе дыхание, заставляя некое серое вещество под черепной коробкой шевелиться живее, а там вскоре и всегда нежданно-негаданно приходила счастливая, на удивление простая мысль. Или, также нежданно-негаданно, случалось то, что называют простым везением, счастливой случайностью. Кстати сказать, Брянцева в прокуратуре считали везунчиком, да, впрочем, и сам он верил в свое везение и часто рассчитывал на него в минуты отчаяния, когда, казалось бы, не оставалось никаких шансов, никакой возможности убедительно доказать совершенно очевидную для него самого вину подследственного. И сейчас он тоже в глубине души верил, в глубине души расчитывал на тот самый случай. Глупый и счастливый, который верой и правдой служит, как правило, профессионалам высокого класса.

…Сделав последний круг, он опять сел за стол и, вперив в Олега суровый пронизывающий взгляд, продолжил допрос:

— Что было на Савиной, когда она пришла к вам в общежитие?

— Черная такая шубка, вроде как котиковая.

— А на голове?

— Серый вязаный берет. Но, может, вы объясните, что произошло вчера вечером?..

— Вчера вечером, между семью тридцатью и восемью тридцатью в своей квартире была застрелена Орлинкова, — сказал Брянцев. — Соседи видели выходившую в это время из подъезда незнакомую женщину в коричневой норковой шубе.

Миронов оторопело посмотрел на следователя:

— Но ведь в коричневой, а не в черной!

— Она могла войти в дом в черной шубе, а выйти в коричневой. Свидетели утверждают, что норковая шуба выходившей из подъезда женщине была великовата. А в руке она держала туго набитый пакет.

— Гела пришла ко мне с небольшой кожаной сумочкой, в которой едва поместилась бутылка коньяка. И уходила с этой же сумочкой, — решительно заявил Миронов.

— Перед тем как вернуться в общежитие, она могла переодеться в машине, которая наверняка была припаркована где-нибудь неподалеку.

— Это лишь ваши предположения!

Брянцев вышел из-за стола и стал, заложив руки за спину, посреди кабинета.

— Миронов, вы профессионал, и должны понимать, что версия сперва выдвигается, а уж затем доказывается. Если есть подозрение, я обязан построить версию.

— Какие у вас основания подозревать Гелу в причастности к этим убийствам? — спросил Миронов.

— Савина одной из последних видела Орлинкова живым, а после его гибели часто навещала вдову. Между прочим, у нее нет алиби на то время, когда произошло первое убийство, зато соседи и в тот раз видели выходившую из подъезда незнакомую им молодую женщину. Как вы думаете, должен я проверить алиби Савиной на момент вчерашнего убийства? Вот этим я и занимаюсь.

— Но я же сказал: она никуда не отлучалась все это время из общежития! И вообще, мне кажется, что я сплю и вижу кошмарный сон… — пробормотал Миронов и провел ладонью по глазам.

— Спите? — рассеянно переспросил Брянцев, а в голове уже вертелся другой, похожий, но куда более важный вопрос: — А вчера вечером, во время свидания, вас не донимал сон? У мужчин это бывает…

Какое-то время Миронов смотрел на следователя с досадой и недоумением. Казалось, смысл вопроса не доходил до него.

— Ну было, чуть-чуть задремал, — ответил он, наконец. — Но чтобы спал… Минут пять, не больше.

— Проснулись сами или вас разбудила подружка?

— Гела растормошила.

— Сильно осерчала?

— Было. Но если вы думаете…

— Когда вы почувствовали сонливость, на руке у вас были часы? — спросил Брянцев Олега.

— Нет, они лежали на столе.

— Хотя бы приблизительно можете сказать, сколько времени было, когда вы задремали?

— Где-то около восьми вечера.

— А проснулись?

— Да тут же и открыл глаза! — сказал Олег. — Я же почти не спал!

— Когда открыли глаза, не спросили у Савиной, сколько времени?

— Спросил. Было пять минут девятого.