Александр Горский - Время смерти

— Как сказать, — Реваев посмотрел на полковника снизу вверх и добродушно улыбнулся, — иногда мне кажется, что мы слишком о многом предпочитаем не думать. Но это все философия, отношения к делу не имеющая, — Реваев встал, — наверное со стороны наша беседа выглядит забавно. — Он подошел к Разумову и дружески похлопал его по плечу. — Не в тех чинах, не в тех годах мы уже, чтоб такие беседы вести. Я сегодня собирался навестить госпожу Белоусову, так что пора мне ехать, она уже ждет.

— Удачи, — пожал ему руку Разумов.

— Благодарю. — Реваев придвинул к себе чашку кофе.

Это была уже третья чашка за день, а ведь он еще даже не обедал. Боль, появившаяся в висках, пока еле заметно пульсировала, но полковник знал, что скоро она станет сильнее. Особенно если он выпьет еще кофе. Он сделал маленький глоток, поставил чашку на блюдце и посмотрел на сидящую перед ним женщину. Женщина была очень красива, причем красива именно тем типом сдержанного очарования, который так нравился Реваеву. Никаких кричащих цветов в одежде, никакой короткой юбки или глубокого декольте. И тем не менее эта женщина была удивительно сексуальна. Каждое движение ее мягкого и в то же время подтянутого тела будило желание протянуть руку и прикоснуться хотя бы кончиком пальца к ее такой нежной и гладкой коже.

— Скажите, Ирина Викторовна, что, если мы не будем гадать, кто мог хотеть вам зла, ведь это могут быть совершенно посторонние для вас люди. Верно?

Белоусова напряженно кивнула.

— Давайте сделаем наоборот, скажите мне, кому из людей, окружающих вашего мужа, вы безоговорочно доверяете?

Выслушав ответ, Реваев удовлетворенно угукнул и вновь потянулся к чашке. Чтобы не отвлекаться на все остальное, он решил сконцентрироваться на руках сидящей напротив него женщины. Ее руки с длинными изящными пальцами, один из которых украшало изящное золотое кольцо с одним-единственным, зато достаточно крупным камнем, тоже были необыкновенно хороши. Правую руку Белоусова положила себе на бедро, левую опустила на лежащую рядом с ней диванную подушку. Поколебавшись, Реваев решил сосредоточить свой взгляд на левой руке.

— Как вы думаете, ваш супруг ответил бы на этот вопрос так же? Или у вас были расхождения в оценке его окружения?

— Наверное, да, — Белоусова вновь кивнула, но уже более расслабленно, — последнее время я не так много общаюсь с сотрудниками предприятия. Если честно, то и до развода это общение было минимальным. Я занималась иногда какими-то благотворительными мероприятиями, бывала на общих праздниках, но не более того. Сейчас я тоже иногда принимаю участие в каких-то делах, связанных с благотворительностью в масштабах области. Но теперь это происходит совсем редко. А каких-то личных отношений я ни с кем из сотрудников не поддерживаю. Когда была жива Олечка, я говорю про Никитину, мы иногда с ней любили посидеть, поболтать, винца выпить. Можно сказать, что с ней мы дружили.

— Николай Анатольевич в городе, я так понимаю, бывал нечасто? — уточнил Реваев.

— Он и в Москве бывал нечасто, — усмехнулась Белоусова, — мне кажется, его в Шанхае было проще встретить, ну а большую часть времени он проводил в Италии. Как сам говорил, искал вдохновение. Он же большую часть моделей придумал сам, ну или где-то подглядел, не берусь точно утверждать.

— Простите за нескромный вопрос, а как урегулирована финансовая сторона ваших отношений?

— Она урегулирована так, как решил Николай, — Ирина закинула ногу на ногу, тонкая бежевая ткань лишь подчеркивала изящный изгиб бедра, — мы и когда вместе жили, все вопросы, касающиеся денег, решал он самолично, и когда разводились, он тоже все решил сам.

— Я так понимаю, на половину имущества вы не претендовали?

— Я вообще ни на что не претендовала, — покачала головой Белоусова, — понимаете, мы разошлись достаточно спокойно. Я бы даже сказала, что оба были довольны тем, что теперь мы друг друга не ограничиваем. Ему же всегда хотелось быть свободным от всяческих обязательств. Николай — собственник, но терпеть не может, когда кто-то предъявляет права на него самого.

— А вы? — Реваев сделал еще глоток и допил кофе. Боль в висках постепенно усиливалась.

— А я уже давно об этом не думала, — после некоторого размышления отозвалась Белоусова. — Когда-то я гордилась и Николаем, и собой, и нашим браком. Потом стала понимать, что уж мне-то здесь точно нечем гордиться. Повзрослела, наверное, поумнела немного. — Она качнула изящной ногой и грустно усмехнулась. — Тогда я сосредоточилась на сыне, на том, чтобы как следует воспитать его. Это не значит, что я махнула на себя рукой, нет. Это значит, что я ни с кем и ни за что не соревнуюсь.

— Так как же все-таки был решен вопрос с финансами? — бестактно напомнил Реваев.

— Там все просто, есть соглашение, по которому я ежемесячно получаю фиксированную сумму, там даже прописано, что если с Николаем что-то случится, то деньги в том же размере продолжит выплачивать компания.

— Но если что-то случится, а оно, увы, случилось, то ваш сын унаследует все предприятие, я правильно понимаю?

— Да, но принимать решения он сможет лишь по достижении совершеннолетия, а до тех пор предприятием будет руководить совет директоров.

— А список этого совета я могу увидеть? — Реваев потер виски, чувствуя, как боль становится нестерпимой.

— Да, у меня все есть. И список совета, и все входящие в холдинг компании. Но я не храню документы в доме, все соглашение, включая этот список, хранится в моей банковской ячейке. Если хотите, я сделаю вам копию и вышлю на мейл.

— Замечательно, я вам буду очень благодарен. — Реваев нашарил во внутреннем кармане пиджака визитку и пластинку капотена. Достал визитку и протянул ее Белоусовой. — Только если возможно, сделайте это завтра.

— Почему же завтра? Я все пришлю вам уже сегодня, сразу после обеда. — Белоусова улыбнулась и взяла визитку, коснувшись руки полковника.

Реваев отчего-то смутился и почувствовал, что краснеет. Выйдя на крыльцо, Юрий Дмитриевич распрощался с хозяйкой дома и направился к ожидавшей его машине. Он вновь сунул руку в карман и достал таблетки. Обычно он рассасывал половинку, но сейчас сунул в рот таблетку целиком. С трудом открыв дверь, он упал на сиденье.

— Жарко, Юрий Дмитриевич, — забеспокоился Жора, — сейчас кондиционер посильнее сделаю.

— Все нормально. — Реваев откинул спинку посильнее и попросил: — Давай отъедем немного и постоим, хорошо?

— Юрий Дмитриевич, вам плохо?

— Нет, все нормально. — Реваев вяло махнул рукой. — Мне просто надо немного подумать. Останови здесь где-нибудь, и постоим малость, помолчим. И сделай потише музыку.