Владимир Удовыдченко - Кошмары на улице Купчинской [СИ]

— А куда жильцы подевались?

— Живут здесь два азербайджанца, никто их давно уже не видел и сосед Пшенко Петр Михайлович. Тоже пропал. Вот сестра его приехала Маргарита Степановна — в квартиру попасть не может.

Маргарита Степановна Пшенко, полная, необъятных размеров пожилая женщина принялась рассказывать, что два дня назад ей домой по телефону позвонил брат Петр и стал звать в гости, просил помощи, говорил что его обещали утопить в унитазе соседи. Зная пристрастие брата к горячительным напиткам, и приняв зовы о помощи за очередной пьяный бред, Маргарита Степановна, проживавшая на другом конце города, в гости не поехала. Но потом забеспокоилась. Приехала и узнала о потопе.

— Наверное, опять мимо унитаза сел и погиб мой братик, — причитала Маргарита Степановна. — Он ведь у меня инвалид безногий, да выпивает еще сволочь. Давайте дверь ломайте скорее.

Техник участка с согласия работников милиции составила акт о вскрытии квартиры и дала команду Семенову на взлом дверей. Дверь была открыта виртуозными руками Савелия не более чем за минуту каким — то извлеченным из чемодана хитрым крючком, что вызвало всеобщее восхищение присутствующих. Сыроежкин даже немедленно отобрал этот крючок, несмотря на робкие возражения Сени, и положил его к себе в карман для дальнейшего изучения.

Из — за открытой двери Серомышин, как ни принюхивался никаких трупных запахов не уловил. При осмотре квартиры выяснилось, что она пуста. Был обнаружен разбитый унитаз и поврежденный сливной бачок, который и был источником залива ниженаходившихся квартир. В комнате Пшенко был беспорядок: ведра с неприятно пахнущими жидкостями стояли рядом с полуразвалившимся диваном, на обеденном столе следы пиршества — рыбные кости и недоеденная килька в томатном соусе. Под самим же столом лежала та самая синюшная и с первого взгляда человеческая нога, которую Серомышин не так давно видел в оружейной комнате отдела.

— Это же новый протез моего брата, — рассмотрев искусственную ногу, испуганно заключила появившаяся в комнате Маргарита Степановна. — Это подарок нашего депутата. Куда же брат мой на одной ноге ускакал?

— Он у вас, без ног даже за женщинами скачет, по просьбе некоторых сантехников, — вспомнил Серомышин случай с нападением на Соловьеву Валентину Андреевну.

Семенов, услышав последнюю фразу, засобирался к себе в контору, заявив, что угрозу затопления он уже устранил.

— А вас Сеня, я попрошу остаться, — вспомнив фильм про Штирлица, остановил Семенова Сыроежкин, одновременно доставая из снятого с протеза ботинка помятую записку. Корявым почерком на ней было написано:«Люди, спасите, меня соседи увозят в какие — то Синие болота. Утопить хотят, помогите, комнату завещаю сестре».

— Вы, вот что, Маргарита Степановна, если брат ваш не объявится в ближайшее время, объявляйте его в розыск как безвестно пропавшего. Сантехник Семенов следует со мной в отдел для беседы. Технику участка квартиру опечатать. А ты, Серомышин, сделай обход квартир, может, кто чего слышал или видел и проверь, жива ли еще твоя жалобщица Соловьева. Она ведь в соседнем доме живет. Потом двигай в отдел, будем работать.

Распределив всем задания, Сыроежкин с Семеновым удалился, а Серомышин принялся обзванивать все квартиры подъезда. Двери как всегда почти никто не открывал. Однако единственная открывшая дверь на первом этаже древняя старушка, еще помнившая времена НКВД, и с тех пор твердо усвоившая необходимость докладывать органам все что видно из окна, сообщила, что два дня назад видела как пьяный одноногий сосед с четвертого этажа куда — то уехал со своими кавказскими друзьями на синем Запорожце с помятым задним бампером. При этом сосед — инвалид не хотел сам садиться в машину, скакал на одной ноге и кричал «помогите». Наверное, залезть в машину не мог самостоятельно, — заключила бабуля. Друзья ему помогли, затолкали в машину и уехали. Поблагодарив бдительную старушку, Серомышин отправился в соседний дом, навестить свою вечную клиентку Соловьеву.

После неоднократных звонков и безрезультатных громких стуков в дверь Соловьевой, у Серомышина зародились недобрые предчувствия. Дверь никто не открывал. Вышедшая на произведенный шум соседка из квартиры напротив сообщила, что еще вчера Валентина Андреевна попрощалась с ней, сказав, что уезжает жить в деревню. При этом двое смуглых мужчин, помогали ей выносить вещи в двух больших сумках, а потом увезли на синем тарахтящем Запорожце. Получив эту волнующую информацию, Серомышин поспешил в отдел.

Муса Велиев, занятый на торговой точке важным делом — натиранием до воскового блеска помидоров и яблок, прекратил свое занятие, заметив бегущего по улице Сеню Семенова с сантехническим чемоданом под мышкой.

— Куда спешишь, брат? Постой, да? Банан скушай.

— В тюрьме передачки кушать будем, Муса.

— Ээ… Какой турьма, слюшай, да?

— Большой, тюрьма, Кресты называется, — остановился запыхавшийся Сеня. — Менты меня замели. Убойный отдел. В клетку посадили. Опер Жук выпустил, сказал чтобы я пропал на месяц, пока все успокоится.

— Гдэ тэбя замэли, брат?

— В квартире Пшенко где твои земляки живут. Увезли деда для решения вопроса. И на моем Джексоне увезли, идиоты. Машина шумная, заметная. Унитаз разбили, подъезд залили, меня и дернули на устранение. А там менты. В отдел меня потащили на разборки. Теперь меня каждый день крутить — вертеть начнут. А я ведь побоев не переношу. И нервы уже на пределе. Сболтнуть могу чего — нибудь под пыткой.

— Сэня, ты мэня нэ знаешь. Отрежь сэбе язык и молчи, да? Пэрэдачка хороший в турьму будет. Овощ, фрукт, мясо копченый.

— Нет уж, Муса. В тюрьме сам сало с урюком лопай. А я сваливаю на зимнюю базу. Гуд бай мой друг.

— Бай бай, брат, бай бай. Уснешь скоро Сэня навсегда, — задумчиво шептал Велиев, наблюдая как Семенов проворно скрылся за торговой точкой в кустах бурно разросшихся на обильно выбрасываемых в них арбузных и банановых корках.

Возвратившись в отдел и заглянув к Сыроежкину, Серомышин застал друга в состоянии сильного возбуждения.

— Нет, Серега я на этих Федотовых, Жуков и Тюбиковых, рапорт в главк напишу, — шумел Сыроежкин, нервно открывая зубами бутылку водки. — Беспредел устроили. Я Семенова в клетку посадил и пока ходил настраивать свой детектор лжи, они его выпустили.

— Как это выпустили?

— А вот так. Жук мне заявляет, что Семенов внештатник, и задерживать его можно только с его, Жука, личного согласия. А Федотов с Тюбиковым глазами моргают, говорят, человека могут содержать в камере только подозреваемого по возбужденному уголовному делу. Законники нашлись. Убойный отдел ни во что не ставят. Сейчас стакан выпью и в прокуратуру доложу. А потом и в главк бумагу накатаю.