Ю Несбё - Нож [litres с оптимизированной обложкой]

– Знаешь что? – сказала она. – Я ненавижу ловеласов вроде тебя.

– Пусть так, но ты же настоящий профессионал, а речь идет о раскрытии убийства.

Снова наступила пауза.

– Харри, иногда я задаюсь вопросом, нравлюсь ли тебе вообще.

– Разумеется, нравишься. Просто, видишь ли, я отчаявшийся человек, но не ищу себе партнеров для постели.

– Так вот, значит, кем ты меня считаешь?

– Нет, конечно, ты с ума сошла. Мы профессиональные партнеры, вместе ловим преступников, чтобы те не ввергли наше общество в хаос и анархию.

– Ха-ха-ха, – простонала она без всякого выражения.

– Конечно, я мог бы соврать из корыстных соображений, чтобы ты выполнила мою просьбу, – сказал Харри. – Но ты мне правда нравишься. Слышишь?

– Ты хочешь переспать со мной?

– Как сказать. Нет. Да, но нет. Если ты меня понимаешь.

Казалось, что в ее кабинете на заднем плане работает радио. Александра явно была одна. Она тяжело вздохнула:

– Если я и выполню твою просьбу, Харри, то сделаю это не ради тебя. И у меня все равно какое-то время не будет возможности произвести полный анализ ДНК: здесь длинная очередь и все задания приоритетные. Крипос и следственная группа Катрины Братт постоянно на связи.

– Я понимаю. Но частичный анализ, который исключает совпадение с другими конкретными профилями, – такое исследование займет меньше времени, да?

Харри чувствовал, что Александра колеблется.

– И какие же профили ты хочешь исключить?

– ДНК владельца. Мой собственный. И Ракели.

– Твой собственный?

– Мы с владельцем этого свитера немного побоксировали. У него из носа пошла кровь, а у меня рука была разбита, поэтому нельзя исключать, что кровь на его свитере имеет такое происхождение.

– Понятно. Вы с Ракелью есть в регистре ДНК, так что с этим проблем не возникнет. Но если мне надо исключить кровь владельца свитера, то потребуется что-нибудь содержащее его ДНК.

– Я думал об этом. В моей корзине с грязным бельем лежат окровавленные брюки, причем крови слишком много, ее не могли оставить только раны на костяшках моих пальцев. Поэтому там точно есть кровь из его носа. Полагаю, ты сейчас находишься у себя в кабинете?

– Угадал.

– Буду у тебя через двадцать минут.

Когда Харри подъехал к входу в Государственную больницу, Александра стояла и ждала его, замерзшая, со сложенными на груди руками. На ней были туфли на высоком каблуке и обтягивающие брюки, она была сильно накрашена. Работает, да еще в одиночестве, а вид такой, словно бы собралась на праздник. Но он никогда не видел ее другой. Александра Стурдза говорила, что жизнь слишком коротка, а потому надо стараться всегда выглядеть как можно лучше.

Харри опустил стекло. Она наклонилась и улыбнулась ему:

– Хэлло, мистер. Позвольте озвучить тарифы: четыре сотни за работу руками, семь за…

Харри помотал головой и протянул ей два полиэтиленовых пакета: один со свитером Рингдала, другой со своими собственными джинсами.

– Ты знаешь, что в Норвегии в это время суток уже не работают?

– О, значит, вот почему я здесь одна? Вы, норвежцы, и правда можете научить кое-чему весь мир.

– Меньше работать?

– Понижать планку. Зачем летать на Луну, если у тебя есть дача в горах?

– Мм… Я высоко ценю твою помощь, Александра.

– В таком случае тебе надо было выбрать что-нибудь по прейскуранту, – произнесла она без тени улыбки. – Так, значит, эта Кайя тебя соблазняет? Я убью ее.

– А ее-то за что? – Харри внимательно посмотрел на Александру. – Мне казалось, ты ненавидишь ловеласов вроде меня?

– Я ненавижу тебя, но убить хочу ее. Понимаешь?

Харри медленно кивал. Убить? Может, это была какая-то румынская шутка, которая в переводе на норвежский невольно прозвучала гораздо более грубо, чем было задумано? Он хотел было спросить ее об этом, но передумал. Александра отступила на шаг от машины и смотрела, как бесшумно поднимается боковое стекло. Уезжая, Харри глянул в зеркало на тоненькую фигурку, которая становилась все меньше. Она все еще стояла, опустив руки вдоль тела, там, под уличным фонарем.

Проезжая под Третьим транспортным кольцом, он позвонил Кайе и рассказал ей обо всем: о свитере и шарфе в ящике, о внезапном явлении Рингдала и пистолете. Он попросил ее как можно быстрее проверить, имеется ли у Рингдала разрешение на оружие.

– Да, Кайя, и вот еще что… – начал Харри.

– Может, обсудим, когда ты приедешь? – перебила она. – Или ты сегодня ко мне не собираешься?

– Мне надо подумать, – сказал Харри. – А лучше всего мне думается в одиночестве.

– Конечно. Извини, я не хотела тебя доставать.

– Ты меня вовсе не достаешь.

– Нет, но я… – Она вздохнула. – Ладно, что там еще?

– Я обнаружил у Рингдала фотографию изуродованного трупа женщины. Она висит на стене прямо над его компьютером. Ну, знаешь, чтобы он все время мог ее видеть. Как диплом или что-то в этом роде.

– О господи. И что это значит?

– Я не знаю. Как ты думаешь, можно найти фотографию его бывшей жены, той пропавшей русской?

– Полагаю, это не так сложно сделать. Если не обнаружу фото в «Гугле», то позвоню ее подруге. Пришлю тебе на телефон.

– Мм… Спасибо. – Харри медленно ехал по улице Согнсвейен между каменными виллами, окруженными тихими английскими садами. Прямо на него двигались две включенные фары. – Кайя?

– Что?

Это автобус. Когда автобус проезжал мимо Харри, то на него из освещенного салона смотрели бледные, похожие на привидения лица. Среди них было ее лицо – лицо Ракели. Картинки из памяти стали более четкими, они были похожи на камни, которые вот-вот сорвутся вниз.

– Ничего, – ответил он. – Спокойной ночи.

Харри сидел на диване и слушал «Рамоунз».

Не потому, что ему так уж нравилась эта группа, а потому, что пластинка лежала в проигрывателе с тех самых пор, как он распаковал подарок Бьёрна. И ему внезапно подумалось, что он избегал музыки после похорон, ни разу не включил радио ни дома, ни в автомобиле, предпочитая тишину. Тишину, необходимую для размышлений. Тишину, в которой Харри пытался расслышать, что ему говорит тот голос снаружи, с другой стороны темноты, с противоположной стороны окна в форме полумесяца, из автобуса, наполненного привидениями. Он говорил то, что Харри почти – только почти – понимал. Но сейчас этот голос, наоборот, надо было заглушить. Потому что он говорил слишком громко и Харри не мог его больше слушать. Он прибавил звук, закрыл глаза и откинул голову назад, к полке с виниловыми пластинками. «Рамоунз». «Road to Ruin». Короткие рубленые сообщения Джоуи. И все же Харри казалось, что эта музыка скорее поп-рок, чем панк-рок. Обычно так и происходило. Успех, размеренная жизнь, возраст – все это даже самых озлобленных делало более мирными. Так случилось и с самим Харри. Он стал более мягким, добрым. Можно даже сказать, общительным. Счастливый домашний мужчина, состоящий в счастливом браке с любимой женщиной. Нет, не в безупречном. Хотя, пожалуй, их семейную жизнь можно было назвать безупречной, ведь все у них было лучше некуда. До тех пор, пока в один прекрасный день они оба не совершили ошибку. Это было как гром среди ясного неба. Ракель выложила ему все свои подозрения. А Харри сознался. Вернее, нет, не сознался. Он всегда рассказывал жене то, что она хотела знать, ей достаточно было просто спросить. А у нее всегда хватало ума не спрашивать больше, чем, по ее мнению, ей следовало знать. Значит, Ракель посчитала, что в данном случае ей надо знать правду. Всего одна ночь с Катриной Братт. Катрина позаботилась о нем однажды вечером, когда он был так пьян, что не мог позаботиться о себе сам. Был ли у них секс? Харри не помнил, он был настолько пьян, ну просто в стельку, что, скорее всего, даже если бы и попытался, у него бы ничего не вышло. Но он сказал Ракели правду, что полностью этого исключить нельзя. А она ответила, что это не имеет никакого значения, что он все равно предал ее, что она больше не хочет его видеть, и попросила Харри собрать свои вещи.