Песах Амнуэль - Расследования Берковича 4 [сборник]

— Ничего, — согласился Беркович. — Но Наташины родственники, все до единого, воображают, что, если я работаю в полиции, то знаю какие-то страшные тайны об ужасных преступлениях, о которых не пишут в прессе. И хотят услышать подробности. Поэтому я терпеть не могу ходить в гости.

— Но почему бы тебе действительно не рассказать, как ты раскрываешь преступления? — удивился Хутиэли. — После того, как прокуратура оглашает обвинительное заключение, в этом нет ничего секретного!

— Не люблю, — поморщился Беркович. — Они подумают, что я хвастаюсь.

— В таком случае рассказывай только о тех делах, в которых тебе не удалось ничего добиться, и никто не скажет, что ты хвастаешься…

— Но тогда они подумают, что у нашей полиции сплошные неудачи! — воскликнул старший сержант. — А ведь это не так.

— Не так, — вздохнул Хутиэли. — Но иногда и от побед радости не испытываешь. Сейчас, например, должен прийти человек, обвиняющий во взяточничестве служащего компании «Амидар». Вполне возможно, что тот действительно берет взятки, но ведь у него семья — пятеро детей и жена, — а зарплата меньше трех тысяч в месяц. Должен я радоваться, что посажу в тюрьму единственного кормильца?

— Но если он действительно виновен…

— Наверное, виновен, но я ведь не о том! Я говорю, что радости такая победа не принесет.

Минут через десять, войдя в кабинет Хутиэли, Беркович увидел сидевшего напротив инспектора мужчину лет пятидесяти, похожего на большую мышь: острые черты лица, глаза навыкате, топорщащиеся усы.

— Это мой помощник, — представил Берковича инспектор. — А это Ами Шореш. Продолжайте рассказывать.

— В очереди на амидаровскую квартиру я стою уже восемь лет, — повернулся к Берковичу Шореш. — У меня жена и трое детей, старшему двенадцать, младшему два, а за съем дерут сейчас столько, что хоть в петлю, и жена второй год не работает, а я выбиваюсь из сил, так я ходил-ходил к Реувену Баку, это человек в «Амидаре», который ведает распределением, и он мне все время говорил, что очередь, очередь, а я наконец понял, что он просто хочет взятку, и я спросил сколько, а он сказал десять тысяч, откуда у меня такие деньги, так что я без квартиры останусь, по-моему, только полиция может помочь, хоть в тюрьму посадить этого негодяя…

Шореш произнес фразу на одном дыхании и готов был продолжать в том же духе, но Беркович остановил его словами:

— Минуту. Если я правильно понял, вы предлагаете задержать Реувена Бака в момент, когда он возьмет у вас деньги.

— Так я и говорю, вы даете десять тысяч и отмечаете номера или как-то там еще, а я ему в конверте, а вы входите, и тут все ясно…

— Понятно, — прервал Беркович. — А прокурор одобрит такую операцию? — обратился он к инспектору.

— Уже одобрил, — кивнул Хутиэли. — На такие случаи деньги всегда находятся, тем более, что они все равно возвращаются в казну. Уважаемый господин Шореш, — продолжал инспектор, — в три часа вы получите конверт с деньгами и инструкции. Старший сержант объяснит вам, что делать. Всего хорошего.

Когда Шореш покинул кабинет, Беркович сказал инспектору:

— Теперь я понимаю, почему вы сказали, что иногда вам не нравятся победы.

— Неприятный тип, верно? — пробормотал Хутиэли. — Но, к сожалению, он прав, скорее всего. Объясни ему последовательность действий, хорошо? Банкноты будут помечены радиоактивным кобальтом, ребята из технического отдела обещают к трем успеть.

— К трем, — сказал Беркович, — хорошо, я тоже постараюсь успеть.

Оставшееся до трех время старший сержант потратил, чтобы навести в местном отделении «Амидара» справки о Реувене Баке. Человек этот работал в компании много лет, был на хорошем счету и действительно, как сказал Хутиэли, имел жену и пятерых детей, которых вынужден был кормить на свою небольшую зарплату. Правда, с квартирой у него проблем не было — жил он в амидаровском доме. Беркович старался действовать осторожно и был уверен, что его вопросы не вызвали подозрений ни у служащих компании, ни у самого Бака, с которым старший сержант тоже поговорил несколько минут, выбрав для этого благовидный предлог получения консультаций по какому-то вымышленному уголовному делу. Полученные сведения Берковича вполне удовлетворили, и в три часа, когда Шореш вошел в его кабинет, настроение у старшего сержанта было прекрасным.

— Вот здесь, — сказал Беркович, — десять тысяч шекелей двухсотшекелевыми купюрами. Пересчитайте — пятьдесят купюр.

— Ну что вы, старший сержант, — смутился Шореш, — раз вы говорите, что пятьдесят…

— Купюры меченые, — продолжал Беркович, — номера их тоже записаны, они в этом списке. Подпишитесь здесь… Спасибо. Я кладу деньги в конверт и запечатываю его. Теперь распишитесь на этой бумаге… Спасибо. Смотрите, господин Шореш, не потеряйте конверта, иначе мы не уличим взяточника, а деньги придется вам возвращать из своего кармана.

— Ну что вы! — воскликнул Шореш и аккуратно положил конверт в боковой карман куртки.

Договорились, что старший сержант с двумя переодетыми полицейскими будет ждать в коридоре «Амидара» и без стука появится в кабинете Бака через пять минут после того, как туда войдет Шореш. Убедившись в том, что «взяткодатель» все понял правильно, Беркович отпустил его восвояси и, оставшись один, надолго задумался. Он был задумчив весь вечер, и Наташа решила, что муж болен.

Наутро Беркович встал рано и в восемь был уже в управлении, чтобы проинструктировать Офера и Гиля, с которыми ему предстояло отправиться на задержание.

Без пяти десять трое полицейских, переодетых в штатское, подпирали стену в узком коридоре «Амидара» напротив двери в кабинет Реувена Бака. Клиент, чья очередь была впереди Шореша, долго не выходил, и «взяткодатель» вошел в кабинет лишь в четверть одиннадцатого.

Выждав, как договаривались, пять минут, Беркович толкнул дверь и вошел, Офер и Гиль ввалились следом и заняли позиции по обе стороны от стола Реувена Бака. Тот с недоумением переводил взгляд с Берковича на его коллег.

— Что такое? — сказал он резко. — Что это значит?

— Полиция, — сказал Беркович. — Вот мое удостоверение.

— Он положил деньги в верхний ящик, — торопливо подсказал Шореш.

— Какие деньги? — возмутился Бак. — Вы с ума сошли?

— Откройте, пожалуйста, ящик, — попросил Беркович.

Бак нервно выдвинул ящик стола, едва не уронив его на пол. Конверт, который вчера был передан Шорешу, действительно лежал поверх бумаг. Служащий смертельно побледнел.

— Но я… — пролепетал он. — Это не…

— Откройте конверт, — предложил старший сержант.

— Нет, — твердо заявил Бак, придя в себя. — Это не мое. Никогда этого конверта не видел. Я к нему не притронусь. Открывайте сами, если хотите.