Песах Амнуэль - Расследования Берковича 4 [сборник]

— Может, вы все-таки что-то видели и не придали значения? — спросил Беркович.

— Нет, — решительно сказала Ася. — Ничего я не видела.

— Ну хорошо, — вздохнул Беркович. — Всего вам хорошего…

Оставшись один, он внимательно перечитал протоколы. Старший сержант точно знал, что кто-то из тех, кого он сейчас допрашивал, убил Маргулина. Иначе быть не могло, не сваливать же убийство на призрака! И кто-то наверняка сказал нечто, выдал какую-то деталь… Кто?

Беркович попытался восстановить ход событий, начиная с того момента, когда представление закончилось и Маргулин ушел к себе, а артисты поднялись наверх. В это время Будницкий уже стоял в коридоре, уборщица тащила ведро с водой, а Рубин поднимался на сцену из зала. Кто же из них врал? Уборщица, утверждавшая, что никто к Маргулину не входил? Будницкий, утверждавший, что никто не проходил по коридору? Или все-таки кто-то из артистов? Та же Ася, например, чувствовавшая себя явно не в своей тарелке. Хотела же она — точно хотела! — что-то сказать. Ничего она, понимаешь, не видела. А если…

Беркович выглянул в коридор — Ася Варзагер торопилась к выходу, держа на поводках четырех милых пудельков.

— Ася! — крикнул старший сержант. — Можно вас на минуту?

Девушка нерешительно вошла, собаки принялись обнюхивать Берковичу ноги.

— Вы сказали, что ничего не видели, — напомнил старший сержант. — Может, что-то слышали, если я вас правильно понял?

Ася смотрела в пол и о чем-то размышляла.

— Понимаете, — сказала она, — это ведь могло быть и случайно…

— Что именно?

— Когда Дан и Руди прыгали через обруч, Дима обычно играл туш. Все дни, и сегодня тоже. Первые два представления. А на третьем он сыграл польку.

— Ну и что? — не понял Беркович. — Какая разница, что он сыграл?

— Польку обычно в этом месте играл Олег… Но этого ведь не могло быть, верно?

— Вы хотите сказать… — нахмурился Беркович.

Он замолчал, не закончив фразы.

— Давайте мы это зафиксируем, — сказал старший сержант минуту спустя. — Может, это и не имеет значения, а может…

Домой к Рубину Беркович явился в тот же вечер после того, как навел кое-какие справки и еще раз проанализировал ситуацию.

— Вы это неплохо придумали, — сказал он. — Мотив для того, чтобы расправиться с Маргулиным, у вас был: вы обокрали в прошлом году фабрику, которую охраняли в паре с ним, Маргулин об этом знал и шантажировал вас, верно? Вы пришли сегодня после второго представления, на вас не обратили внимания, да и потом никто не вспомнил, что уже видел вас в тот день. Прошли к Маргулину, убили его, взяли аккордеон и заняли место в кулису. Там ведь полумрак, со сцены виден только силуэт аккордеониста, все думали, что это Маргулин… А после представления сделали вид, что поднялись на сцену из зала. Там было много людей, никто опять не обратил внимания. Вы подошли к Будницкому и стали ждать, когда обнаружат тело. Алиби действительно безупречное, и мне бы ни за что не догадаться, если бы вы не сделали единственную ошибку.

— Какую? — не удержался от вопроса Рубин. — Вы сыграли полечку, и собачкам это не понравилось, — объяснил Беркович.

— Если это инспектор, — сказала Наташа, поворачиваясь на другой бок, — я выключу телефон.

— А если это премьер-министр? — сквозь сон пробормотал старший сержант Беркович, поднимая трубку.

— Если бы премьер-министр звонил своим избирателям в час ночи, никто не стал бы голосовать за него на выборах, — возразила Наташа.

— Борис? — услышал Беркович знакомый голос эксперта Хана. — Извини, что так поздно, но меня тоже подняли с постели. Убийство на улице Карлебах. Мы за тобой едем.

— Одеваюсь, — сказал Беркович, окончательно проснувшись. — Это не инспектор и не премьер-министр, — объяснил он жене, — но все равно придется ехать.

Четверть часа спустя полицейская машина подкатила к подъезду шестиэтажного дома, где Берковича и Хана ждал патрульный Охайон, первым приехавший по вызову.

— Третий этаж, — сказал он. — Убитый в салоне, убийца в спальне.

— Что, — поразился Беркович, — убийцу взяли?

— Он и не думал убегать, — пожал плечами Охайон. — Да и кто бы его отпустил? Правда, неизвестно, кто из троих — убийца, но это уж не моя проблема.

— Ничего не понял, — искренне заявил Беркович.

В квартире был полный порядок — типичное жилище старого холостяка, привыкшего, что каждая бумажка лежит на своем месте. В огромном салоне действительно находился труп — мужчина лет пятидесяти лежал на диване, и по его виду нельзя было сказать, что человек умер насильственной смертью. Эксперт склонился над телом, поднял веки, приоткрыл рот, понюхал, поморщился и сказал:

— Цианид. Кстати, где посуда, из которой он пил?

Охайон кивнул на круглый стол, стоявший посреди салона. Здесь лежали игральные карты и стояли три бокала с соком. Четвертый бокал был опрокинут, жидкость пролилась на полированную поверхность.

— Играли в карты? — спросил Беркович у Охайона.

— Да, — кивнул патрульный. — Утверждают, что каждую пятницу играют в преферанс. Сегодня тоже. Форман встал посреди игры, взял бокал со столика у окна, выпил и умер. Живые — в спальне.

Живые действительно оказались в спальне — трое мужчин в возрасте сорока-пятидесяти лет. Уважаемые люди — во всяком случае, если судить по их собственным рассказам. Через час, допросив каждого по очереди, Беркович имел представление о произошедшем.

Квартира принадлежала биржевому брокеру Иегуде Амору, сорока трех лет, холостому. Его приятели Ариэль Форман, менеджер, Хаим Визель, писатель, и Игаль Бен-Дор, художник, приезжали сюда еженедельно и играли в преферанс. Сегодня все было, как обычно. Сели за стол в десять. В полночь сделали перерыв — приготовили салаты с питами, поставили тарелки на столик у окна, там же стояли и бутылки с соками, откуда каждый наливал сам. Все были на виду у всех. И каждый в разное время покидал свое место, чтобы взять питу или налить сока в бокал. Форман взял сок, вернулся к столу, сделал несколько глотков, после чего буквально через минуту глаза у него закатились, он начал хрипеть и умер прежде, чем приехала скорая.

— Мог ли кто-нибудь положить яд в бокал Формана? — этот вопрос Беркович задавал каждому и слышал один и тот же ответ:

— Нет! Бокал стоял перед Ариком, он из него пил все время, а потом в него же и налил сок.

— Значит, — терпеливо продолжал Беркович, — никто, кроме самого Формана, не мог отравить питье.

— Получается так, — удрученно сказал хозяин квартиры Иегуда Амор, которого Беркович допрашивал последним.

— Вы подтверждаете, что каждый из вас все время видел всех остальных?

— Ну… Не все время, безусловно. Выходили в туалет, на кухню. Но в пределах салона — да, все видели всех. Если вы хотите сказать, старший сержант, что кто-то у всех на виду отравил питье Арика, то это, извините, чепуха. Это невозможно. Я бы видел!