Луиза Пенни - Стеклянные дома [litres]

Анни заметила это, но ничего не сказала. Оставила мужа с его мыслями. Она знала, о чем он думает. О ком.

Они с Гамашем спустились по склону холма, Бовуар хромал, а Гамаш несколько раз споткнулся.

Их мышцы молили о покое. Но мужчины шли, спешили вернуться в деревню. К семьям. К Изабель.

Рейн-Мари и Анни бежали им навстречу.

– Слава богу, – прошептала Рейн-Мари, прильнув к Арману.

Он крепко держал ее, прижавшись разбитой щекой к ее голове, вдыхая запах старых садовых роз. И Оноре.

Они бы долго стояли так, но он должен был идти. Увидеть Изабель.

– Ты ранен, – сказала Анни, отстраняясь от Жана Ги и прикасаясь к бинтам на ноге.

– И ты тоже, – сказала Рейн-Мари, сделав шаг назад.

Белая рубашка Гамаша была красна на груди и прилипла к телу. Словно в жуткой последовательности событий произошел какой-то сбой, и пот превратился в кровь.

– Это не моя, – сказал он.

Она протянула руку и прикоснулась к его кровоточащему лицу, а потом поцеловала его разбитые, сочащиеся кровью губы.

– Как Изабель? – спросил Арман.

– Ею занимаются.

– Она жива? – спросил Жан Ги, прижимая к себе Анни.

Рейн-Мари кивнула, потом посмотрела на Армана, и он прочел правду в ее глазах.

Жива. Но…

– А другие?

– У Оливье ранение руки, но Габри перевязал его. Фельдшеры говорят, ничего страшного. Много порезов стеклом и щепками, но ничего угрожающего жизни. Только Изабель.

Гамаш и Бовуар поспешили к бистро чуть ли не бегом.

Вокруг деревенского луга стояли машины «скорой» и экстренного реагирования. Они увидели, как дверь бистро распахнулась и оттуда появилась каталка, оснащенная медицинским оборудованием, среди которого как в гнезде лежала Изабель.

Рядом шла Рут. Она не отходила от Изабель с того момента, когда подползла к ней под градом осколков стекла и щеп. Чтобы держать молодую женщину за руку. И шептать ей, что она не одна.

За ней шла Клара, которая все еще держала в руках ершик, а следом – Мирна с Розой на руках.

Они почти одновременно с Гамашем и Бовуаром подошли к машине «скорой».

Глаза Лакост теперь были закрыты, ее лицо было серым, как пепел.

«Пепел, пепел, мы все падаем».

Арман прикоснулся к ее щеке. Кожа еще сохраняла тепло.

Старший бригады фельдшеров спешил доставить Изабель в больницу. Он поднял глаза и, увидев Гамаша, помедлил секунду. Он видел перед собой не главу Квебекской полиции, а человека, залитого кровью с головы до пят.

– Гамаш, Квебекская полиция, – сказал Арман. – Позволите мне с ней…

– Только один человек, – возразил фельдшер. – Может, ее бабушка…

Рут отпрянула, ее тонкие губы стали еще тоньше. Глаза слезились еще сильнее.

– Но она твой ребенок, Арман, – тихо произнесла она так, чтобы слышал только он. И переложила руку Изабель в его руку. – И всегда была.

– Merci, – кивнул он и быстро залез в машину.

– Мы поедем следом! – прокричала Рейн-Мари, когда дверь захлопнулась и «скорая» рванулась с места.

Арман расположился у изголовья каталки, убедившись сначала, что не будет здесь мешать бригаде. И пока фельдшеры работали, он шептал Изабель в ухо: «Тебя любят. Ты отважная и добрая. Ты спасла нас всех. Спасибо, Изабель. Тебя любят. Твои дети любят тебя. Твой муж и твои родители любят тебя…»

До самой больницы.

Ты отважная и сильная.

Ты не одна.

Тебя любят.

Тебя любят.

Ее губы шевельнулись один раз. Он наклонился поближе, но не разобрал, что она пытается сказать. Хотя и мог догадаться.

– Я им передам, – прошептал он. – И они тебя любят.

Приехав в больницу после встречи с премьером, Гамаш увидел мужа Изабель у ее кровати.

Дыхательные трубки делали свое дело, приборы мониторили работу ее сердца и мозга.

Он читал вслух, играла музыка. Жинетт Рено. «Un peu plus haut, un peu plu loin». [55] Жинетт Рено – канадская писательница, композитор, певица и актриса. Здесь приводятся слова из известной песни Рено: «Чуточку выше, чуточку дальше».

– Есть изменения, Арман… – Робер встал и, увидев тревогу в глазах Армана, поспешил добавить: – К лучшему. Смотрите.

Волны на энцефалограмме стали увереннее. Шире. Ритмичнее.

– Она начинает реагировать, – сказал он и, взяв жену за руку, опустил голову, чтобы Гамаш не видел его глаз. – Доктора говорят, чтение должно ей помочь. Я думаю, важен не столько смысл слов, сколько звук знакомого голоса. – Он показал на книгу на кровати. – Дети дали мне ее, чтобы я принес сюда. Она спрашивала про эту книгу в тот день.

– Иди выпей чего-нибудь холодненького, съешь сэндвич, – предложил Арман. – Подыши свежим воздухом. Я с ней посижу.

Когда Робер ушел, Арман сел на стул, который не пустовал с того дня, как все это случилось. Потом взял ее за руку. И прошептал в ухо:

– Ты великолепная. Сильная и храбрая. Ты спасла наши жизни, Изабель. Ты в безопасности, и тебя любят. Твоя семья любит тебя. Мы тебя любим. Ты великолепная…

А фоном к его словам звучал голос Жинетт Рено. «Un peu plus haut».

Чуточку выше.

«Un peu plu loin».

Чуточку дальше.

Потом он взял книгу и начал читать Изабель вслух. О маленьком деревянном мальчике и о совести, которая сделает его человеком.

Прежде чем я или вы будете читать дальше, я хочу предупредить вас: если вы еще не прочли книгу, то советую сначала ее прочесть. Я считаю, что в благодарностях всегда присутствует элемент спойлерства, поскольку я описываю вещи, которые происходили на самом деле, вещи, отчасти основанные на фактах, а также те, что являются сплошным вымыслом (а это и есть то, чем занимается художественная литература).

Как бы мне хотелось сказать, что мое следующее сообщение – вымысел. Но это правда.

Мой муж Майкл умер 18 сентября 2016 года. Я вернулась после короткой поездки в поддержку книги, и через несколько дней стало ясно: он угасает. Некоторые говорили, что он дожидался меня. Не знаю, так ли это. Не знаю, хочу ли я, чтобы это было правдой.

Когда настал его час, Майкл ушел мирно. Это случилось дома. Как и при жизни, его окружала любовь.

Я говорила о его старческом слабоумии в «Благодарностях» к моей предыдущей книге «Час расплаты», и многие из вас написали мне – поделились собственным опытом жизни с человеком, пораженным этой болезнью. Опытом утраты. Я хочу поблагодарить вас, глубоко и искренне поблагодарить за то, что поделились со мной самыми интимными своими переживаниями.

Понимание того, что мы с Майклом были далеко не одни, надрывает сердце и одновременно укрепляет его.

«Стеклянные дома» я писала, когда Майкл умирал и после его смерти. Работа стала для меня безопасной гаванью, моим бегством в темные утренние часы. Я могла ускользнуть в Три Сосны, на несколько драгоценных часов войти в мир Гамаша, Клары, Мирны и других.