Ирина Лобусова - Королевы Привоза

Таня положила старику деньги в рваный футляр от скрипки и тут заметила хозяина, направлявшегося к ней. Он выглядел расстроенным.

— Мадам, не знаю, что вам и сказать.

— В каком смысле? — насторожилась Таня.

— Мадам Стеклярова… Ираида… ее нет вот уже два дня.

— Как это нет? — удивилась Таня. — Она назначила мне встречу сегодня в это время! Наверно, сейчас придет.

— Увы, я и сам хотел бы так думать. Но она никогда не пропускала два дня подряд.

— Вы уверены? — Таня нахмурилась.

— Абсолютно! Мадам Ираида арендует кабинет в моем заведении. Сами понимаете, она платит за то, чтобы здесь сидеть. И вдруг деньги впустую? — Лицо хозяина выражало растерянность. — Я знаю Ираиду уже год, и такого не было ни разу.

— Она могла заболеть, — предположила Таня.

— Уже болела, — сказал хозяин, — и приходила больная. Она деньги любит, ох как любит. И никогда не стала бы терять их.

— Может, устала… — неуверенно произнесла Таня.

— Боюсь самого скверного: с нею что-то случилось, — печально сказал хозяин, и Таня вдруг подумала, что эти слова отражают ее собственные мысли, исполненные необъяснимой тревоги, когда она шла сюда.

— Где она живет? — прямо спросила Таня. — Вы посылали к ней домой?

— Понятия не имею! Никто не знает, — хозяин «Якоря» сокрушенно развел руками, — не довелось узнать. С шести вечера почти до утра она всегда здесь сидела как штык. Она была такая… Такая жадная, что высиживала до минуты все то время, за которое заплатила.

— Я могу посмотреть ее кабинет? — нахмурилась Таня.

— Можете, — закивал головой хозяин, — но там ничего нет — ни бумажек, ни записок. Она никогда ничего не писала.

За несколько мелких купюр хозяин привел ее в кабинет, и Таня увидела только мебель. Действительно: комната казалась голой и пустой. Нигде не было ни единого постороннего предмета, ни записки — вообще ничего.

Она вернулась в зал и вдруг заметила, что старик перестал играть, словно прислушивается к ее шагам.

— С мужиком твоя Ираида ушла, — вдруг произнес он, уставясь на Таню невидящими глазами, — я голос его слышал. Скрипучий, с акцентом. Он за дверью стоял.

— С каким акцентом? — удивилась Таня.

— Откуда мне знать? Не русский вроде, — старик пожал плечами, — русские так не говорят.

— Что он сказал?

— Сказал: опять хочешь меня втянуть в историю, как будто сердился. А та отвечает: в этот раз ты не пожалеешь, идем, все тебе расскажу. И ушла. И больше здесь не появлялась вот уже два дня.

Ждать не было никакого смысла, и Таня ушла из кабачка. Медленно следуя по притихшим вечерним улицам, она крепко задумалась.

Рулька Кацап, вор, следящий по поручению Тани за Васькой Черняком, съежился на углу Пантелеймоновской улицы. Уже с угла она увидела его худую сжавшуюся фигуру. Таня замедлила шаг и надвинула на лицо платок. В районе Привоза светить своей внешностью по ночам ей не хотелось. Отметив, что Рулька вроде как справляется с дисциплиной, Таня еще раз повторила про себя то, что она хотела сказать. То, что она собиралась сделать в эту ночь, нравилось ей все меньше и меньше.

Отыскать Ираиду Стеклярову не представлялось никакой возможности. Таня поняла это, когда попыталась пристать с вопросами не только к торговкам с Привоза, но и к тем людям из криминального мира, кто ее знал. Но все только пожимали плечами. По какой-то необъяснимой причине скрытная Ираида Стеклярова залегла на дно. Она строго хранила свою тайну. А потому, оставив в покое линию сводни, Таня решила посерьезней заняться тем самым мертвым младенцем, с которого начался еврейский погром.

Она отлично помнила рассказ бабы Катри о том, что к корзине с младенцем толпу привел Васька Черняк. Значит, следовало отыскать этого Черняка и нажать на него посильней. Таня не сомневалась, что знает он много чего интересного.

Она навела справки о Черняке — все в один голос твердили: — Свинья, каких свет не видывал.

А тут сам бывший король Молдаванки, а ныне один из людей Японца, что со своими людьми вытаскивал Ваську из кабака, где тот пытался воровать на чужой территории, добавил с самым серьезным видом: — Кусок дерьма! Бойся прикоснуться к нему хоть пальцем — по локоть руки замараешь. Будь с ним поосторожнее, Алмазная. Хрен знает, почему его до сих пор никто не пришил. Я бы сам этого задохлого швицера завалил за милую душу. Но наверняка так не забурлило потому, что всем руки жаль марать об такую мерзкую тварь. Сам вроде как запачкаешься. Зачем ищешь?

— Разговор к нему есть, — и, вспомнив про старика Кацмана, Таня добавила: — Он одного человека помог не за дела завалить. Хорошего человека.

— Да, такое на него похоже. Подбросит какую-то гадость — и натравит за остальных. Те язык за уши, а этот швицер замурзанный — в кусты, и всего делов. Уже за разы так бывало.

— Как ты сказал?! — Таня не поверила своим ушам, уж слишком простой выходила разгадка. — Подбросит? Гадость подбросит?

— А то! Это его любимый метод, суки драпаной. Много за разов срабатывало.

У Тани с глаз словно спала пелена, и она даже обругала себя за то, что не додумалась раньше. Ну конечно! Васька Черняк подбросил под лавку Кацмана мертвого младенца! Что может быть проще! Подбросил, а потом сам направил толпу. Да, но мотив?

— Он кому-то денег был должен? — напрямик спросила она.

— Васька Черняк? Да он половине города должен! Теперь ему уже никто денег не дает. А раньше давали. Полгорода кинул.

— А Кацману он был должен, ростовщику с Привоза, которого в погроме убили?

— А то! Тому за первую очередь! Я слышал, Кацман его по всему городу искал, за долги в тюрягу хотел упечь. А потом погром случился, и не стало Кацмана.

— Как вовремя… — горько усмехнулась Таня.

Теперь оставалось только одно — найти Ваську Черняка и допросить как следует. Таня позвала нескольких своих людей и велела его выследить.

— А что за швицер? — поинтересовались воры.

— Свинья с Привоза! — не задумываясь, ответила Таня. — Половине города задолжал. Меня попросили его найти.

И пообещала денег тому, кто это сделает.

Выследил Ваську Рулька Кацап, молодой еще вор, прибившийся к банде недавно, вместо убитого Белого. Был он щуплый, юркий, с хитринкой в косящих глазах, и такой ушлый, что мог из-под земли прошлогоднюю траву вырыть, хоть и молодой еще, не старше 18 лет. Он приехал в Одессу на заработки, услышав много всего о веселом портовом городе.

Здесь он был прозван Кацапом за неистребимый российский акцент (родом Васька был из российской глубинки, откуда-то из-под Орла) — так в Одессе почти никто не разговаривал, и это страшно смешило коверкающих все языки мира одесситов. Рулька пока не освоился в мире воров, а потому был вечно озабоченным жизнью и очень серьезным. Но за предложение Тани ухватился с радостью потому, что любил следить. А следить за кем-то получалось у него гораздо лучше, чем воровать.