Леонид Словин - Подставное лицо. Дополнительный прибывает на второй путь. Транспортный вариант. Четыре билета на ночной скорый. Свидетельство Лабрюйера

Денисов достал блокнот.

— Разрешите взять несколько адресов? Из тех, что ближе к метро.

Женщина улыбнулась.

— Возьмите Заратуштру. Чудесный пес. Он от Хартбилля и Бланки-Феи.

— Словно имена грандов, — заметил Денисов.

— Традиция... — Она продиктовала несколько адресов. — Отличные собаки. Или вот! Лэстер-Вэлт, Чонгарский бульвар... Как я упустила из виду? Владелец Мучник...— женщина снова забылась. — Поздравляю. Сейчас и езжайте, пока он дома. Как ехать, знаете? Рядом с метро «Варшавская», против стоянки такси.

Владелец Лэстера-Вэлта оказался невысоким, кряжистым, с небольшим одутловатым лицом и водянистыми глазами; на вид он был не старше сорока.

— Вы ко мне? — спросил Мучник. — Откуда?

— Из милиции.

— Прошу.

Мучник провел Денисова в комнату с письменным столом, служившую, очевидно, кабинетом. Против двери в кресле лежала собака. При виде постороннего чуткие глаза чемпиона породы дрогнули, но предупреждающее хозяйское «фу» успокоило.

. — Слушаю.

— Как-то в феврале вы стояли ночью с собакой на стоянке такси. Потом я объясню, почему интересуюсь этим днем...

— Здесь, у метро? — быстро уточнил Мучник.

— Да. Кого-то провожали. В это время проходила мийо компания молодых подвыпивших людей... — Денисов был готов к импровизации.

— Ночью?

— Да, около часа.

— А в чем дело? — он определенно заволновался.

— Вы помните этот случай?

— Насчет компании? Нет.

— А то, что с собакой были на стоянке?

— Я часто кого-нибудь провожаю, заодно выгуливаю собаку. О каком дне идет речь?

— О двадцатом февраля.

— Двадцатое февраля... — он забарабанил по ручке кресла. — Кажется, действительно вы могли меня видеть.

— Память вас не подводит?

— Нет. — Мучник погладил собаку. — Примерно в это время я посадил в такси двух своих знакомых. Они приезжали ко мне по делу.

— Мужчины?

— Женщины. — Он снова забарабанил по креслу.

— В какую сторону им надо было ехать? В Измайлово никто не собирался?

— В Чертаново.

— Одна из женщин — библиотекарь?

— Нет. — Он на минуту почувствовал облегчение, внезапно снова напрягся. — «Росбакалея».

— Обе в шубах?

— Только одна.

«Произошла ошибка», — подумал Денисов.

— Можете сказать, что все-таки случилось? — Мучник нервничал. — Ко мне имеет отношение?

— Я занимаюсь несчастным случаем. — сказал Денисов. — Когда вы находились на стоянке, мимо проходила компания...

— Я это слышал. Мне ничего не известно.

— Это все. Много людей находилось кроме вас на стоянке?

— Кажется, нет.

— Такси подъезжали часто?

— Редко. Пришлось ждать. Это действительно все?

— Мне придется взять телефон хотя бы одной из женщин, которых вы провожали. Проверить вашу память.

Настроение Мучника испортилось. Он сходил в другую комнату, вернулся с телефонной книгой:

— Записывайте... Фамилию не знаю. Спросите Милу.

Денисов догадался, что, возможно, вступает на территорию соседней организации, занимающейся борьбой с расхищениями на складах и базах «Росбакалеи», поспешил дать задний ход.

— Жаль, что вы не обратили внимания на ту компанию. С вашей помощью я надеялся раскрыть преступление. — Денисов откланялся.

Мучник проводил его до двери.

— И что? Не получилось?

— К сожалению.

— Бывает, — в голосе слышалось удовлетворение.

«Казалось бы, какое мне дело — у соседа умерла корова, — вспомнил Денисов анекдот. — А все-таки приятно!..»

Из автомата во дворе Денисов позвонил на вокзал. Номер оказался свободным.

— Дежурный по отделу... — последовала всегда строго определенная, свойственная Антону пауза, после которой Сабодаш называл себя.

— Антон!

Дежурный обрадовался:

— Тебе звонили из Расторгуева. Из линейного пункта.

— Мне? — с Расторгуевым его вроде ничего сейчас не связывало.

— Да. Они изъяли у кого-то перстень, похожий на тот, что был у Белогорловой. Я звонил ее сестре. Гладилина уже выехала для опознания.

— Я тоже еду. — Денисов сразу заспешил. — Поспеши, чтобы без меня ничего не решали. А что за человек, у которого изъяли перстень? Как он попал в милицию?

— Человек? — переспросил Антон. — А он там живет. Доставили пьяным с привокзальной площади, стали оформлять... И вдруг перстень!

Маленький кирпичный домик над платформой Денисов хорошо знал: когда-то ему приходилось в нем дежурить. Таким видел его Денисов и в детстве — маленький, белый, словно только что отреставрированный. За время, что Денисов здесь не был, появился разве лишь желтый ящик для карточек «Спортлото», снаружи у двери.

В линпункте Денисова уже ждали. Здесь распоряжался его начальник — размашистый, с бугристым, всегда словно сонным лицом младший лейтенант.

— Можно предъявлять на опознание? — спросил он у Денисова, обмениваясь тяжелым долгим рукопожатием. — Понятые на месте.

— Пожалуйста, — Денисов поздоровался с Гладилиной, сидевшей у стола, она сухо кивнула в ответ. — Приступайте.

Младший лейтенант достал из сейфа бланк протокола и несколько приготовленных заранее колец и перстней.

Понятые — уборщица станции и киоскер соседнего киоска — заволновались. Денисов понял: их золото находилось здесь же, теперь они боялись, что произойдет ошибка.

— Предупреждаю об ответственности... — младший лейтенант придвинул бланк Гладилиной.

Она расписалась, бросила взгляд на выложенные в ряд «изделия из желтого металла».

— Вот он! — Гладилина сразу выбрала один из перстней, поднесла к свету.

На бриллиантовой крошке вспыхнули яркие лучики. Крохотные бриллианты располагались в виде эллипса.

— Это ее, Лени, — она обернулась к Денисову. — «Рыба». Я говорила о ней в ту ночь. Помните?

— Хотите сказать, что оно похоже на то, что носила ваша сестра, — уточнил начальник линпункта, принимаясь за протокол.

— Не похоже, а именно ее!

— Как вы можете утверждать?''

— Царапина! Видите? — Гладилина показала. — Сбоку.

Денисов пригляделся: нужно было быть весьма внимательным, чтобы обнаружить едва заметный соскоб. Понятые с облегчением вздохнули.

Младший лейтенант хмыкнул, но все же дописал протокол, дал всем подписать.

Пока он возился с протоколом, прошло несколько поездов, каждый раз маленькое кирпичное здание наполнялось гулкой дрожью. Потом он убрал перстень и протокол в сейф.

— Пока останется здесь.

— Вы мне не отдадите? — спросила Гладилина.

— Надо послушать, что скажет человек, у которого мы его изъяли. Ваша сестра могла продать, подарить...

— Она бы этого никогда не сделала!

— Неизвестно. И вообще! Все ли мы знаем даже о наших самых близких...— Денисову послышался намек на обстоятельства несчастного случая. — Не беспокойтесь, он будет в сохранности.