Жан-Кристоф Гранже - Конго Реквием

Он поймал такси, забрал свою машину на паркинге на улице Бельфон, потом направился на авеню Мессины, с комом страха в животе. Он по-прежнему не представлял, как вести себя с Мэгги. Он даже не знал, какие чувства к ней испытывает.

Он зашел в дом через черный ход, чтобы избежать фотографов, дежуривших перед подъездом. Лоик передал ему ключи от квартиры. Кризисные меры . Все было погружено во мрак. Он прошел через кухню, потом по коридору, который вел к общим комнатам.

– Мэгги?

Никакого ответа.

– Мэгги?

Глаза привыкли к темноте. Она была в гостиной, сидела за маленьким круглым столиком. В течение дня он много раз пытался до нее дозвониться. Впустую. Он не стал обижаться: Мэгги никогда не любила мобильник – слишком много вредных волн и пустых слов. А сегодня она, наверное, отключила и домашний телефон.

Тяжелые шторы, скрывающие еще более тяжелую тишину. Неподвижность теней и предметов. Запах воска, напоминающий об отполированных скамьях в церкви. Невольно он наслаждался этим могильным покоем. Он представлял, сколько шума поднято вокруг. Попытки дозвониться политиков, журналистов, передачи по радио, информационные выпуски, взвинченная активность в «Твиттере», пересуды в «Фейсбуке»… Сюда ничто не доходило.

Он взял кресло, поставил его напротив Мэгги по другую сторону столика и прочистил горло. Он не был даже уверен, что она бодрствует.

– Хочешь что-нибудь выпить?

Вопрос заставил его подпрыгнуть. У нее был испуганный голос – тот, которым она говорила, когда Морван был поблизости.

– Обойдусь, спасибо, – ответил он, садясь.

– Ты уверен?

Он различал только контур ее лица: смутный овал, маска, оплывшая от укусов огня. Если бы Мэгги ничего ему не предложила, это означало бы, что она окончательно ушла.

С чего начать?

Он выбрал факты, как и положено копу:

– Могу рассказать, как все произошло. Это новый директор «Колтано», в Лубумбаши, он…

– Я не хочу знать.

Тишина вновь обрушилась им на плечи.

– Я могу зажечь свет?

Нет ответа. Эрвана по-прежнему трясло: если уж ему не удалось согреться в своем старом добром кабинете, в окружении коллег, которые и были его настоящей семьей, то уж не здесь, в склепе, у него это получится.

– Церемония состоится в Бреа, – вдруг обронила она.

– В Бреа? Но речь идет о национальном погребении, они…

– Твой отец голосовал там. У него есть право на место на кладбище. И он всегда хотел быть похороненным там, без всякой помпы.

– А склеп на Монпарнасе?

– Обманка. Очередная хитрость Грегуара, поди знай зачем.

Однажды в приступе безумия Морван запер там Мэгги на целую ночь.

– А ты знаешь, с кем связаться? – машинально продолжил Эрван.

– С приходской церковью Пемполя: они назначат священника, который проведет службу. Я не хочу никого посторонних: только мы.

Ее слова казались влажными от избытка слюны – несомненно, результат нейролептиков, которые она глотала со вчерашнего дня. Обычно эти медикаменты сушат горло, но Мэгги, напротив, начинала от них хлюпать, как слизняк.

– Разумеется, информация не должна просочиться.

Эрван представил себе весь клан, серый, как гранит, сгрудившийся плечом к плечу под мелким зимним дождем у могилы, – и его затрясло еще больше.

– Он говорил с тобой, верно? – спросила она спустя несколько долгих секунд.

Ее голос по-прежнему звучал как плеск ночного пловца в ледяных волнах. Мэгги поднималась по течению.

– У него не осталось выбора, – ответил он, неожиданно бахвалясь, чтобы не показать свою слабость. – Мое расследование дела Кати Фонтана…

Он замолчал: Мэгги разразилась смехом.

– Тебе это кажется забавным?

– Прости… – пробормотала она. – Я смеюсь, потому что истины не существует. Или, скажем, больше не существует…

– Ты ошибаешься. Я только что приехал из…

– Я вырастила тебя как своего сына, Эрван. Я любила тебя, как Лоика и Гаэль. Безусловно, даже немного больше. Я всегда помнила, что я перед тобой в долгу…

– Потому что ты подстроила смерть моей матери?

Мэгги внезапно подняла голову, В полутьме ее выпуклые глаза уставились на него.

– Твой отец сказал тебе только то, что знал сам…

– Твой отец был сильным, смелым, волевым, – заговорила она бесцветным голосом, – но в глубине души он оставался испуганным ребенком. Лицо Кати ужасало его и притягивало в одно и то же время. В его глазах оно символизировало худшую из угроз, но и то, чего у него никогда не было и чего он страстно желал: материнскую любовь. Часть его существа жаждала ее нежности, ее привязанности. Другая стремилась ее уничтожить.

Эрван пришел не для того, чтобы выслушивать грошовый психоанализ.

– Тебе не нужно его защищать, – возразил он. – Я достаточно о нем знаю, чтобы судить самому.

– Нет. Ты не знаешь. Ты…

– Ты еще встречалась с де Пернеком?

Вопрос вырвался сам. Чтобы закрыть дело, нужно разобраться с каждым из действующих лиц – то есть определить его место, по эту сторону жизни или по ту.

– Дорогой мой, – сказала она мягким голосом, – ты должен понять… Это не лучшие воспоминания.

Вот удивила .

– Так ты его еще видела или нет?

– Нет. Но я с ним несколько раз связывалась, ничего не говоря твоему отцу.

– Почему?

– Именно из-за самого Грегуара. Только де Пернек знал причину его психоза.

Эрван с трудом представлял себе это лечение на расстоянии, прописанное сообщником-убийцей.

– То есть он через тебя лечил папу?

– Нет. Я имею в виду всего несколько звонков на протяжении десятилетий. Когда Грегуар отказывался обращаться к специалистам в Париже, я звонила де Пернеку за советом…

– И сколько длилась эта нелепая игра?

– Я оборвала все контакты с ним в девяностых годах.

– Ты знаешь, что с ним стало?

– Он продолжил свою карьеру в Бельгии и умер в 1997-м в Намюре. Но важен был не он.

Эрван был согласен. И однако, он не мог слезть с темы.

– Ты любила его?

Она испустила кудахтанье, прозвучавшее мрачно и страшно: в темноте этот звук напомнил урчание рептилии в глубине солевого озера.

– Ты так ничего и не понял… Для меня существовал только Грегуар. Де Пернек был всего лишь способом его заполучить.

Рассвет 1 мая 1971 года. Морван, одурманенный психотропами, в машине, под проливным дождем. Мэгги, протыкающая тело Кати гвоздями, осколками, действуя в одиночку, как живодер на бойне. Она и де Пернек, уходящие по тропам, чтобы бросить тело, а потом занимающиеся любовью в лодочном сарае. В честь Дня труда маленькая команда неплохо поработала…

– После стольких лет, – продолжила Мэгги, как будто ее мысли текли в абсолютно том же направлении, – я все еще не искупила свой грех.

Его шестое чувство полицейского подсказало, что Мэгги еще не закончила и дальше будет хуже.