Иэн Рэнкин - Битая карта

Когда дверь кабинета Уотсона снова открылась, Ребус выворачивал руку из цепких лап Лодердейла. Ребус подумал, что вид у них, вероятно, виноватый и заговорщицкий, вполне соответствующий его чувствам. Наконец глаза Уотсона остановились на нем.

— Джон, — сказал он, — звонит мистер Джек, он говорит, что будет признателен, если ты приедешь к нему. Он хочет о чем-то с тобой поговорить…

Ребус нажал на кнопку звонка у калитки. По интеркому ответил Эркарт:

— Кто?

— Инспектор Ребус к мистеру Джеку.

— Да, инспектор, сейчас иду.

Ребус посмотрел через решетку. Перед домом стоял белый «сааб». Ребус покачал головой. Некоторые люди никогда не учатся. Дверь одной из припаркованных поблизости машин открылась, и к Ребусу направился репортер, узнать, кто он такой. Остальные репортеры и фотографы сидели в машинах, слушали радио и читали газеты. Из термосов наливали бульон или кофе. Они все время торчали тут, и им было скучно. Пока Ребус ждал, налетел порыв промозглого ветра, нашел слабое место в его одеянии — незащищенное пространство между курткой и воротником, — и шею словно окатило ледяной водой. Он увидел, как из дома вышел Эркарт, отыскивая нужный ключ в связке. Репортер-разведчик, все еще стоявший рядом с Ребусом, протиснулся вперед в надежде задать вопросы Эркарту.

— Я бы на твоем месте не суетился, сынок.

Эркарт уже подошел к калитке.

— Мистер Эркарт, — сказал репортер, — можете ли вы что-нибудь добавить к предыдущим заявлениям?

— Нет, — холодно ответил Эркарт, открывая калитку. — Но если хотите, я повторю для вас то, что уже говорил: проваливайте отсюда!

С этими словами он, пропустив Ребуса, захлопнул калитку, запер замок, тряхнул решеткой, чтобы убедиться, что заперто. Репортер, кисло улыбаясь, направился к одной из машин.

— Вы, я смотрю, в осаде, — заметил Ребус.

Вид у Эркарта был такой, словно он не спал ночь, если не две.

— Это черт знает что, — доверительно проговорил он. — Они там торчат денно и нощно. Одному Богу известно, что они хотят услышать.

— Признание? — предположил Ребус и был вознагражден слабой улыбкой.

— Этого, инспектор, они не дождутся. — Улыбка сошла с его лица. — Но я беспокоюсь за Грегора… Все это плохо на нем сказывается. Он… Сейчас сами увидите.

— Не знаете, зачем он просил меня приехать?

— Он не сказал. Инспектор… — Эркарт остановился. — Он очень ранимый человек. Я хочу сказать, он может наговорить что угодно. Я только надеюсь, что вы сумеете отличить правду от фантазии.

После этих слов он двинулся дальше.

— Вы по-прежнему разбавляете виски? — спросил Ребус.

Эркарт оценивающе посмотрел на него, потом кивнул:

— Виски не решение проблемы, инспектор. Не это ему нужно. Ему нужны друзья.

Эндрю Макмиллан тоже говорил о друзьях. Ребус хотел поговорить с Джеком об Эндрю Макмиллане. Но это подождет. Он остановился у «сааба», и Эркарту тоже пришлось остановиться.

— В чем дело?

— Знаете, — сказал Ребус, — я всегда любил «саабы», но мне никогда не хватало денег на такую машину. Как вы полагаете, мистер Джек не будет возражать, если я минутку посижу на водительском сиденье?

Просьба, казалось, вызвала недоумение у Эркарта. В конце концов он то ли пожал плечами, то ли покачал головой. Ребус взялся за ручку дверцы, которая оказалась незапертой. Он сел на сиденье, положил руки на баранку, не закрывая дверь, чтобы Эркарт мог его видеть.

— Очень удобно, — сказал Ребус.

— Я тоже так думаю.

— Значит, это вы на ней ездили?

— Нет.

— Вот как. — Ребус посмотрел через лобовое стекло, потом на пассажирское сиденье и на пол.

— Да, удобная. И места много, да? — Он повернулся, чтобы посмотреть на задние сиденья… на пол. — Просто прорва места, — прокомментировал он. — Здорово.

— Может быть, Грегор даст вам прокатиться?

Ребус с любопытством посмотрел на него:

— Думаете, даст? Я, конечно, имею в виду, когда все это рассосется.

Он вышел из машины. Эркарт фыркнул:

— Рассосется? Такие дела не рассасываются, если вы член парламента. Этот борд… обвинения в газетах… как будто их было мало. Теперь еще и убийство. Нет. — Он отрицательно покачал головой. — Это не рассосется, инспектор. Это грязевая ванна, а грязь прилипает.

Ребус захлопнул дверь машины.

— И когда дверь закрываешь, звук тоже приятный, надежный, правда? Вы хорошо знаете миссис Джек?

— Довольно хорошо. Редкий день мы не виделись.

— Насколько я понимаю, мистер и миссис Джек жили каждый сам по себе?

— Я бы не торопился с такими заключениями. Они были супругами.

— Любящими супругами?

Эркарт задумался на мгновение.

— Да, я бы сказал, да.

— Несмотря ни на что? — Теперь Ребус обходил машину, словно решая, купить ее ему или нет.

— Не уверен, что понял вас.

— Ну, вы же понимаете. Разные друзья, разный образ жизни, разное время отдыха…

— Грегор — член парламента. Он не может вдруг сорваться с места и ехать куда-то.

— А с другой стороны, — сказал Ребус, — миссис Джек была… как бы это сказать? Легкой на подъем? Может быть, даже непоседливой? Из тех людей, кто не любит сидеть на одном месте?

— Вообще-то да, это вы довольно точно сказали.

Ребус кивнул и постучал по крышке багажника:

— Вместительный?

Эркарт подошел и открыл багажник.

— Ого-го, — сказал Ребус, — места хоть отбавляй. И довольно глубокий, да?

Багажник, помимо всего прочего, был безукоризненно чист. Ни пятнышка, ни царапинки. Впечатление такое, будто им никогда не пользовались. Внутри лежала небольшая канистра для бензина, красный треугольник аварийной остановки и набор клюшек для гольфа.

— Он любит играть в гольф?

— О да.

Ребус закрыл багажник.

— Я сам не играю. Мячик слишком маленький, поле слишком большое. Ну что? В дом?

Вид у Грегора был такой, будто он побывал в аду и вернулся оттуда на общественном транспорте. Волосы в последний раз он расчесывал, наверное, вчера или позавчера, одежду менял тогда же. Он был выбрит, хотя в некоторых местах, пропущенных бритвой, оставались щетинки. Он не дал себе труда подняться, когда вошел Ребус. Просто кивнул и показал стаканом на свободное место — одно из тех жутких мармеладных кресел. Ребус с опаской приблизился к нему.

В хрустальном графине у Джека был виски, а на ковре рядом с ним стояла бутылка, пустая на три четверти. В комнате пахло затхлостью и запущенностью. Джек отхлебнул из стакана, потом почесал красный распухший палец о граненую кромку.

— Я хочу поговорить с вами, инспектор Ребус.

Ребус сел, утонув в кресле.

— Да, сэр?

— Я хочу рассказать кое-что о себе… и, возможно, о Лиз, в некотором смысле.

Это была еще одна заготовленная речь, еще одно продуманное вступление. В комнате, кроме них двоих, никого не было. Эркарт вышел, сказав, что приготовит кофе. Ребус, еще не пришедший в себя после разговора с Уотсоном, попросил чая. Хелен Грейг, похоже, не было — у нее заболела мать. «Опять», — сказал Эркарт, направляясь на кухню. Преданные женщины — Хелен Грейг и Кэт Киннаул. По-собачьи преданные. А Элизабет Джек? Может, это сучья преданность?.. Боже, какие непотребные мысли приходят ему в голову! Нехорошо так думать, в особенности о мертвой, в особенности о женщине, которую он никогда не видел! Женщина, которая любила, чтобы ее привязывали к стойкам кровати, когда…