Вероника Трифонова - Последняя жертва [litres с оптимизированной обложкой]

У него могло быть иначе. Сейчас она это понимала. Увы, но эти хорошие черты, ростки жизни в его душе, как в саду, без должного внимания задавили буйно выросшие сорняки, которые некому было уничтожать. Способности испытывать правильные чувства нормальных людей были глубоко погребены под пластом приобретённого равнодушия, злости, обиды и ненависти, но, она верила – и видела – до конца так и не умерли. Будь Артём конченным психопатом, он никогда не стал бы заботиться о ней.

Ксюша понимала, что не может винить его в искривлённой картине мира: если она подвергать жестоким испытаниям книжных персонажей, не испытывая при этом мук совести, то для Артёма, благодаря искаженным понятиям, такими персонажами выступали все жители этого мира. Чувство жалости к нему, зародившееся ещё в ту ночь, когда он рассказал ей историю своей семьи, с тех пор, несмотря ни на что, только усиливалось. Что, если Артём, пытаясь постигнуть настоящую суть всего, в итоге потерял самого себя? Что, если настоящим он был не когда убивал, а именно находясь с ней? Когда с увлечением в глазах показывал ей, какие лекарственные травы можно собирать в лесу. И во время жаркого обсуждения её персонажей, когда Артём предлагал самые комичные версии того, как именно мог подняться в девяностые отец Алёны, торговавший на рынке хозяйственной продукцией, смеялся сам и до упаду веселил её саму.

Когда готовил её любимую еду, знакомил с интересными книгами и неосознанно прижимался к ней во сне.

Ей не хотелось признаваться себе, но даже в постели он был внимательным, ласковым и нежным, а сам факт секса с ним давным-давно перестал её пугать. Ксюша подозревала, что Артём, возможно, и раньше не хотел причинять ей этим боль – просто всему мешали её ужас и его изначальное неумение обращаться с ней. Но вероятность наступления беременности её всё же волновать не перестала. Первые во время пребывания здесь критические дни наступили в срок – хоть и были несколько иного характера – возможно, из-за пережитого стресса и перенесённого переохлаждения. Но с тех пор, как Ксюша перебралась спать к Артёму, между ними всё стало происходить закономерно чаще, и ей оставалось только делать всё от неё зависящее и надеяться на лучшее.

Иногда, во время работы над книгой, у неё появлялись стойкие ассоциации с Полом Шелдоном. Разве что Ксюша не приобрела серьёзных физических увечий, отделавшись только заметными шрамами на запястьях, всё ещё отливающих краснотой, условия её проживания были значительно лучше, а сам Артём не являлся сумасшедшим фанатом, жаждущим роман о воскрешении и новых приключениях любимого героя, «убитого» автором в предыдущей книге. Но, тем не менее, Ксения видела – он искренне заинтересован в том, чтобы она продолжала писать. Когда Ксюша показывала ему очередной результат своего труда, Артём с явной охотой изучал его, давал свои, «читательские» комментарии относительно того, как он видит сюжет отрывка в целом, и что бы можно было в нем изменить и подправить для улучшения – как восприятия текста, так и складности повествования. Чем дальше продвигалась их «работа», тем меньше Артём напоминал ей редактора. Нет, он был гораздо большим. Скорей всего, ему можно было дать определение идеального читателя: умел действительно понимать прочитанное, и, что более важно – Вникать в это, тем самым видеть общий замысел автора. А благодаря трезвому и независимому взгляду на текст он легко подмечал недочеты, которые она могла допускать, увлекаясь полётом мыслей.

Помимо этого, Ксюша заметила, что Артём, кажется, восхищался самим процессом создания литературного произведения. Один раз он как-то попросил описать, как именно она ощущает его «внутри себя», чем изрядно её озадачил.

– Я не знаю, как это происходит, – смущённо промямлила Ксюша. – Новые мысли просто… появляются у меня в голове. Но у меня чувство, будто все они – герои и события, происходящие с ними – и так существовали в мире. В этом, или в другом… эфемерном, – она запуталась. – В общем, они где-то были – просто раньше я о них не знала. Как только узнала – смогла о них написать, чтобы поделиться со всеми. Как-то так, – закончила она, надеясь, что Артём понял хоть что-то из её сумбурных объяснений.

– Понятно. «Мир идей» Платона, – улыбнулся он.

– Я ещё слышала теорию, где говорится, что вся информация уже есть в космосе, и некоторые просто умеют её оттуда извлекать, – хихикнула Ксюша. – Или там было про то, что человек познаёт её ещё на этапе, когда его душа только ожидает рождения, и потом может лишь вспомнить все… Не помню точно, – отмахнулась она.

– Мир полон предположений в связи со своей агностической природой, – философски заметил Артём. – И то, что за несколько миллионов лет люди до сих пор во многих явлениях теряются в догадках – тому подтверждение.

Дело было ночью, когда оба они уже лежали в постели, с погашённым во всем доме светом. Ксюша лежала, прижавшись к нему левым боком, и наблюдая, как мерно вздымается и опускается его обнаженная, покрытая тёмными волосами грудь.

– Ну а ты, Ксюша? Ты, наверное, не сразу понимаешь весь сюжет?

– Так и есть, – улыбнулась она. – Изначально я вижу лишь его основу. Это можно сравнить с веткой дерева. Сначала ты замечаешь только её – а затем видишь, как от неё начинают расти всё новые и новые веточки. Если тебе нужны новые подробности – выбираешь одну из них, продолжаешь путь дальше, и замечаешь, как на ней распускаются листочки, или даже цветы, – Ксюша отметила для себя в уме, что данная аллегория описала всё как нельзя лучше. – А с выбором тоже несложно. Как в езде на коньках: стоит тебе только подумать – и ноги сами собой повернули в нужное направлении.

– Что ты при этом испытываешь?

– Я? Мне нравится это путешествие. А какое это удовольствие, когда ты видишь, как персонажи, которые до этого существовали только в голове, оживают на страницах – это вообще, – просияла она.

– И как твой талант не заметили сразу? Может, твои рукописи просто терялись? Или не могла впечатлить первыми страницами?

– Не знаю, – смутилась Ксюша. – Конечно, профессиональный редактор именно с первых страниц способен заметить, есть ли перспективы у будущей книги. Но может, я не могла «зацепить началом». Или составляла не особо интересный синопсис – это краткое пересказывание сюжета. Или и то, и другое вместе. Знаешь, отбором рукописей ведь в первую очередь занимаются рецензенты – это такие специально обученные люди, отбирающие что-то более-менее приличное из общего потока, – пояснила она. – И они, как правило, не слишком приглядываются к содержанию текста. Краткое описание и начало, максимум середина – все. К тому же половина присылаемого, если не больше – нелепая графоманская чушь и спамы. Если всё это изучать досконально – быстро с ума сойдёшь. И только то, что осталось, рецензенты отправляют редакторам, которые тоже в свою очередь заниматься отбором – только уже более досконально.