Вероника Трифонова - Последняя жертва [litres с оптимизированной обложкой]

– Да, ты оказался прав. А как думаешь – смог ли бы он их всех когда-нибудь… простить? Раскаяться? – выпалила она, одергивая рукава своей розовой кофты. С утра, пока Артём не подтопил печь, было холодно, и Ксения надела её сверху на белую майку, но сейчас в доме стало настолько тепло, что она даже вспотела. А может, это произошло не только от материальных дров – в их роли выступило и вызванное разговором волнение.

– Не все люди способны прощать, – ответил он ровным голосом после секундной паузы. – И это абсолютно нормально. Все разные, и не только в этом. Кто-то любит яблоки, а кто-то груши. Кто-то предпочитает активный отдых, а кто-то просто посидеть дома. Один, обидевшись, тут же ударит виновного, а другой молча пройдёт мимо, даже не заметив.

– Хорошо… Пусть так… Но ведь это может быть несправедливо по отношению к другим людям, которые вообще никак не связаны с обидчиками – а в итоге пострадали не хуже них. Погибли в мучениях без всякой на то причины! – возбуждённо сказав это, Ксюша и сама не заметила, как встала с дивана. Теперь она стояла слева от Артёма, возвышаясь над ним, как маяк над бушующим морем. У неё и действительно было чувство, что она испытывает судьбу, вставая посреди волн, которые в любой момент могут, взбаламутившись, накрыть её. Ксения понимала, что обращение практически напрямую к нему было, пожалуй, лишним, и теперь с опаской ждала от него какой угодно реакции.

Но он, не изменившись в лице, грустно посмотрел на неё, и, мягко взяв за руку, потянул обратно на диван.

– Ксюша… Справедливости в жизни нет вообще. Есть только судьба, и у каждого она своя. Когда моя мать умерла, рожая меня, ей было всего двадцать четыре года. И смерть её не была легкой – перед ней она промучилась несколько часов. Разве это справедливо?

Ксюша не нашла, что ответить. Она ожидала услышать от него всякое, но не это.

– Она была очень красивая. Я видел на фотографиях… Мне не давало покоя то, что её больше нет. Не только как матери – но и вообще, самой женщины, такой… милой на вид. Я не хотел верить, что вся внешняя оболочка, в которой человек проводил всю жизнь, за которой ухаживал и заботился, после смерти бесследно исчезает. Мне казалось, что так нечестно – да, в детстве я ещё верил в хоть какую-то справедливость… Тогда я не выдержал и подошёл к отцу. Это было примерно через полгода после смерти Тамары, мне уже исполнилось восемь. Нет, не думай, что это было как-то связано – всё, что от неё осталось, я бы вообще отправил в перерабатывающий комбайн, – последнюю фразу он произнёс не без удовлетворения в голосе. – Я спросил у отца, что сейчас осталось от тела моей мамы, которая лежит в земле – и он подтвердил, что она превратилась в скелет. Скажу, что до разговора с ним я до последнего верил в чудо, что её всё-таки смогли сохранить: накачали особым раствором – так я тогда понимал бальзамирование, превратили в статую или ещё что-нибудь. А тут оказалось, что все. Её глаза, улыбка, кожа – всё это сгинуло в никуда. Я был очень сильно расстроен – не меньше, чем когда узнал правду про Тамару. И когда, подавленный, сразу после этого умоляюще прошептал, осталось ли что-нибудь ещё – он прибавил, что у неё могли сохраниться только волосы и одежда, в которой её похоронили. После этого он сразу ушёл к себе, но я успел заметить, как у него из глаз покатились слёзы.

Ксюша обхватила свои локти ладонями, и крепко их сжала. Её вдруг снова бросило в холод, а вместе с этим она ощутила такое знакомое ей щемящее сердце чувство утраты.

– То, что у неё остались волосы, немного утешало меня. Хотя бы они не пропали, – Артём печально улыбнулся, и глаза его заблестели. – Они были светлыми, и, наверное, мягкими на ощупь – этого мне было не узнать никогда. Со временем я, чтобы не переживать, научился мириться с этим. С тем, что происходит с телом после его смерти. Особенно с женским телом. И даже научился понимать в этом свою красоту. Ведь, получается, кости и волосы – это самое Настоящее, что есть у него. То, что всегда остаётся с ним – остальное уходит…

– Ты не хотел оставлять их, – внезапно поняла Ксюша, прошептав эти слова так, что едва сама услышала их звучание. Ей вообще казалось, что она смотрела на себя со стороны. – Тебе нужно, чтобы они всё время были у тебя на виду – чтобы знать, что с ними ничего не случилось?

Артём с видимым усилием кивнул.

– Но мне не всегда удавалось сохранять их, – с явной болью проговорил он. – Ведь это совсем не просто… Раньше мне приходилось бросать тела на месте. Потом, когда я работал в другом городе, мне удалось найти место для захоронения – достаточно пригодное, чтобы вывозить туда трупы и закапывать, не попадаясь никому на глаза. И только потом уже здесь… Ксюша заметила, что речь давалась ему с большим трудом. Взгляд его затуманился. Он, словно в трансе, начал едва уловимо покачиваться взад-вперёд.

– Но то место – мне пришлось его бросить. Бросить их всех…

У неё не было сомнений, что она – первая, кто всё это слышит.

– А те фотографии, – ахнула Ксения, представляя, как Артём страдал, глядя на снимок своей мамы, запечатлевший её живой, молодой и красивой, – это…

– Чтобы помнить, какими они были, да. И какими забрала их смерть.

Не выдержав, Ксюша закрыла руками глаза. Всё услышанное казалось ей совершенно абсурдным, но в то же время таким логичным, что осознание данного факта её даже пугало.

– У меня нет фото только одной из них, не считая Тамары. Всё потому, что это происходило очень давно. И твой сегодняшний отрывок из книги мне, кстати, про это напомнил.

Поскольку Ксюша продолжала молчать, сидя с закрытыми глазами, Артём решил рассказывать дальше:

– Она была моей одноклассницей, и её звали Полина. Нам было по одиннадцать лет. Уже тогда она считалась красавицей, но была тупой и дико высокомерной. А красота… я и так знал, что от неё ничего не останется. К тому же я постоянно вспоминал ощущения, когда столкнул Тамару с обрыва, и чем больше об этом думал, тем сильнее хотел испытать их снова. Однажды Полина окончательно надоела мне своим поведением, и я решил помочь ей проявить истинную красоту. Мне не составило труда заманить эту дуру в заброшенный дом и положить конец своим терзаниям.

Ксюша почувствовала, что в комнате стало так душно, что у неё даже закружились голова, а виски словно сдавила невидимая рука.

– Что с тобой было потом? – вздрогнула она. Ксения надеялась, что Артём не будет рассказывать в деталях подробности этого убийства. Ей даже было неинтересно, как ему тогда удалось выкрутиться. Несмотря на то, что она писала такие книги, слышать подобное от человека, совершавшего всё это в действительности, ей было физически невыносимо. Поэтому, чтобы отвлечь Артёма, Ксюша и задала вопрос.