Вероника Трифонова - Последняя жертва [litres с оптимизированной обложкой]

Сказав это, он понял, насколько беспомощно в его голосе прозвучало пронзительное отчаяние, и уже в который раз за прошедшее время сделал над собой усилие, чтобы продолжать говорить дальше.

– Вскоре после этого в городе произошли два убийства. Первое – всего через несколько дней: в лесополосе под Сертинском была убита молодая студентка. Её задушили, но перед этим похитили и вывезли туда. А второе случилось буквально неделю назад – кто-то напал на волонтёров, которые разыскивали пропавших. Повесил одного из них на ветке дерева, а перед этим с особой жесткостью изрезал ему лицо. Как вы поняли, отрицать после всего наличие маньяка стало невозможным.

Соколов молча глядел на него. За весь рассказ он не издал ни единого звука либо порывистого жеста, которые могли бы указать на то, что его поразило в этой истории нечто знакомое. Даже выражение глаз его не поменялось.

– Когда я… когда мы все начали расследовать это дело и изучать криминальные хроники Сертинска, то наткнулись на вас. И подумали – если вы невиновны, то за всем происходящим в эти годы и в последнее время может стоять тот же самый преступник. Он ведь остался непойманным – всю его вину повесили на вас. Что, если именно после этого он стал осторожнее? Перестал оставлять за собой трупы? Владимир, умоляю, помогите нам, помогите мне, если можете. Это ужасно, что вас могли осудить ни за что, но этого уже не исправить – а маньяка обязательно надо найти. Моя жена всё ещё может быть у него. Пожалуйста, вспомните сейчас всё, что вам показалось тогда подозрительным. Что угодно, любая зацепка.

Соколов поднял на него блеклые глаза – в них читалось чувство, которое можно было трактовать как смертельную усталость. И, глядя, как они потухает, Гоша понимал, что вместе с ними гаснет и надежда узнать от него что-то, что сможет помочь ему найти Ксюшу.

Он ощущал себя так, словно и из него тоже капля за каплей вытекала вода, оставляя его полностью высохшим и опустошенным.

– Нет, – тихим голосом прошамкал Владимир. – Я ничего такого не видел. Ничем не могу вам помочь.

– Пойдём, – шепнул, наклонившись к нему, Влад. – Он ничего не знает.

Гоша жестом показал ему не вмешиваться, желая во что бы то ни стало добиться от заключённого хоть какой информации.

– Точно ничего не видели? Может, подумаете сейчас и вспомните? – с надеждой проговорил Георгий.

На переносице собеседника пролегла едва заметная на практически сравнявшейся с цветом тюремных стен коже вертикальная складка, указывающая, по-видимому, на задумчивость. А может, это было просто искажение стекла.

Охранник сзади него сделал шаг вперёд.

– Думаете, это так легко? – просипел Соколов. – Столько лет прошло. Я и тогда даже и не всегда понимал, что происходит в реальности.

– У нас ещё осталось время. Пожалуйста. Может, в день смерти вашей бывшей жены было что-то такое? Например, кто приходил? Или она о чём-нибудь говорила? – Гоша решил, что если воздействовать на болезненное воспоминание, затронувшее его эмоционально больше всего, то есть шанс положительного отклика. – Расскажите про тот день. Что было до вашего бессознательного состояния и после?

Соколов дёргнул губами, как если бы ему в рот залетела муха.

– До этого… до этого не было ничего особенного. Я, как обычно, на улице – купил дозу, и пошёл скорее домой. Зашёл и вспомнил, что вроде сейчас должна придти Настя – обсудить что-то связанное с разделом квартиры, вроде того… тогда мне это казалось совершенно неважным. Меня это бесило – не терпелось поскорее забыться, а надо было её ждать. Как я был зол, сейчас помню… Может, поэтому я её и того? Подсознательно ведь что-то отложилось… Не утерпел я, в итоге, пошёл в ванную и там укололся. Только всё сделал – заходит она. Ключами своими открыла. Я выхожу – и дальнейшее уже плохо помню. Вроде я хохотал, лез обниматься, потом упал, а она орала… Это так, обрывки. А потом меня торкнуло, и я видел всякое… не помню ничего уже из того. И после этого наступила тишина. Не знаю, как долго я был в отключке. Потом проснулся, а вокруг… вокруг… всё… и она…

Он снова затрясся.

– Понятно, а что было после этого? – быстро спросил Гоша, стремясь увести Соколова от истерики.

– После… это так важно? Прямо всё?

– Конечно, Владимир.

– И даже, как я блевал и лежал в этой луже?

– Разумеется.

– Не знаю, зачем это вам… Но если хотите знать, то, – он глубоко вздохнул. – Я делал то, что сейчас сказал. Мне было очень плохо. Потом появился Артём. Наверное, это он вызвал врачей… А те – ментов. Ну и прямо с больницы меня потом закатали. Сейчас расскажу, как ехали…

– Погоди, – остановил его Гоша. – Кто такой Артём?

– А-а, – отмахнулся Соколов. – Михайленко. Мой одногруппник с универа.

– Вы с ним дружили?

– Скорее, общались. Он вообще ни с кем никогда особо не сближался, хотя парень он был неплохой. Предпочитал книги. В университете постоянно брал что-нибудь в библиотеке, чаще из художественного – был у нас там такой раздел. Нет, мы с ним вообще в последнее время сошлись. Он хоть и жил всего через два дома от меня, пересекались мы редко. А один раз, за два месяца до… того события, – он сильнее сжал трубку, – я как-то переборщил с коксом, причём прямо на улице, в подворотне. Там и рухнул никакой. Однако кто-то нашёл меня, поднял, помог дойти до квартиры. Оказалось, это был Артём. Он же меня потом дома отпаивал… Когда я окончательно очухался, мы с ним разговорились. Он посочувствовал мне. Сказал – ужаснулся, когда увидел, во что я превратился. Обещал помочь. Про себя тоже рассказал – как он работает юристом в риелторском агенстве. В общем, посидели мы тогда нормально. Вот, с тех пор он и начал иногда заходить, проведывать меня. И в тот раз зашёл…

– То есть после окончания университета вы оба вернулись в Сертинск? Кто ещё из вашей группы там жил?

– Нет, из группы – никто. Только я и Артём. Мы познакомились лично как раз в приёмной комиссии – до поступления тоже не встречались, хоть и слышали друг про друга. Обычное положение вещей всех маленьких городов, – усмехнулся Владимир. – Я-то раньше в другом доме жил, в частном коттедже. Это потом, когда всё рухнуло, нам пришлось переехать в однушку, – в его голосе прозвучала горечь давней обиды. – Вот так. Остальные ребята у нас были в основном из самого Ленинграда. Некоторые – из деревень и других посёлков городского типа, но нас таких на всём факультете было не так много.

– Он выступал на суде? – спросил Гоша.

– Артём? Да, да. Он рассказал всё, как есть. О том, что возвращался домой, шёл мимо моего дома, услышал женские крики и поспешил на источник звука, но когда прибежал, обнаружил труп и… и меня, уползающего в-в угол.

Георгий, обернувшись и подняв голову, посмотрел на Влада. Тот стоял, нахмурившись, и напряжённо вслушиваясь в каждое слово заключённого. Когда детектив посмотрел на него, в его взгляде Гоша уловил тревогу.