Вероника Трифонова - Последняя жертва [litres с оптимизированной обложкой]

На его глазах выступили слёзы. Он хрипло откашлялся.

– На самом деле мне тоже всё это время было нелегко, – с видимым трудом выговорил он. – Вы ведь мои друзья.

Некоторое время в комнате наступила тишина. Гоша не смотрел на Юру. Он уже совершенно ничему не удивлялся.

Отвернувшись из уважения к нему влево, он молча разглядывал письменный стол, вспоминая все произошедшие с ним за последнее время события, подбирая и обдумывая слова, которые он хочет сказать, а также – как сделать это наиболее честно и при этом корректно.

– Нам всем было трудно в последнее время, – наконец начал он. – Некоторые даже погибли, разыскивая своих родных. Практически все они вчера винили себя тоже. Возможно, и в остальном, кто знает. Я их понимаю – они пережили то же самое, и продолжали верить в лучшее. Как мы однажды даже решили с папой Ольги Лалетиной – «мы не собираемся сдаваться». И вот вчера он умер – при этом до последнего стремясь найти свою дочь. Как и тот парень, Мячин, кем бы он ни был.

– Он оказался единственным из добровольцев, который не был связан ни с одной жертвой, – звенящим голосом пояснил Юра. – Парень просто был отзывчивым и любил помогать.

– То, что с ним произошло, было ужасно.

Да и с нами всеми тоже, – он на мгновение замолчал. – Когда я ехал в Питер с Лалетиным, он мне рассказал, каким замечательным человеком была Ольга. Скольких животных она спасла в ветеринарной клинике. Её многие любили в этом городе.

– Ненавижу маньяков, – выпалил Юра. – А этого ублюдка я больше всего на свете хочу поймать. Понимаешь – принципиально! Некоторые, может и видят в этом в первую очередь способ прославиться – например, Петров наш с его начальником – об этом все у нас говорят. Да и Костомаров этот твой – фиг его знает, какие цели преследует. Но я просто ненавижу этого подонка, и мечтаю, чтоб он сгнил в тюрьме. За все. Его голос дрожал от возбуждения и гнева, а лицо даже порозовело.

– Как я тебя понимаю, – кивнул Гоша. – Полностью с тобой согласен. Именно поэтому я и хотел сказать – сейчас не время искать виновных. Нам надо найти и поймать этого маньяка. И найти Ксюшу, – прибавил он, вставая с дивана. – Можешь считать меня идиотом, но я всё равно уверен, что она жива, и я найду её, чего бы мне это ни стоило.

Сказав это, Георгий почувствовал, как на душе и у него самого несколько полегчало.

– Да я не считаю… – начал было Юра, но вдруг вскочил вслед за ним и порывисто обнял его. Гоша, немного растроганный, ответил ему тем же.

– Ладно, – сказал он, отстранившись, и хлопнув его по плечу. – Съезжу я в эту тюрьму. Выужу из Соколова всё, что только получится. Так будет спокойнее.

В следующий понедельник Гоша вместе с Владом уже ехали на заднем сиденье заказной машины, забравшей их в аэропорту Салехарда, которая двигалась по направлению к реке Обь, где, переправившись через неё на пароме, они должны были оказаться в городке Лабытнанги, а затем в посёлке Харп. Водителем был молчаливый сотрудник службы исполнения наказаний, с начальником которого, как понял Георгий, связался шеф Костомарова, когда решался вопрос о посещении ими заключённого. За всё их общение он сказал им разве что пару слов, а в остальное время неотрывно смотрел на дорогу, так что видны были только его широкие плечи и камуфляжная кепка, плотно облегающая его лысую голову. Учитывая это, а также место, в которое они направлялись, Гоше было немного не по себе. На ум ему то и дело приходила ассоциация о дороге в ад, а их сопровождающий напоминал при этом некого психопомпу вроде Ямы или Огмиоса. Но когда они наконец достигли переправы, все эти сравнения померкли, уступив место единственному логичному в данных обстоятельствах проводнику на тот свет – старику Харону, бессмертному герою древнегреческой мифологии.

После того, как они миновали небольшой город Семи Лиственниц, с неба повалил снег. Крупные хлопья оседали на лобовое стекло, и тут же беспощадно сметались дворниками, однако всё новые и новые их собратья продолжали налетать с каким-то отчаянным упрямством.

Гоше раньше никогда не доводилось бывать на Полярном Урале, и сейчас, смотря в окно, он удивлялся тому, насколько здесь был холодный климат. Несмотря на то, что на календаре стояло двадцать второе мая, поля и деревья были всё ещё голыми и пустыми, а кое-где даже лежали пласты снега. И везде – унылая серая белизна дневного света.

Наконец, оказавшись в Харпе, и проехав по окружённому горами посёлку какое-то время, они увидели впереди длинную, простилающуюся вереницу соединённых между собой корпусов, ограждённых плотным бетонным забором, поверх которого была натянута колючая проволока. По бокам его возносились к небу наблюдательные вышки, а где-то в центре территории зоны сверкал золотом церковный купол, кажущийся таким странным и чужеродным среди груды бетона, окрашенной когда-то в белый цвет, который от времени загрязнился. Колонию окружала начинающаяся тундра, представленная океаном многочисленных еловых и сосновых шапок, небо над которыми было размыто-голубым, покрытым блестящими серебряными облаками с подсветкой. Природа здесь вполне могла бы считаться пейзажем талантливого художника, и только мрачное скопление зданий никак не желало вписываться в общую картину.

Вскоре они подъехали вплотную к воротам, на которых были установлены камеры.

– Приехали, – глухим басом прокомментировал их водитель. – Добро пожаловать в последнее пристанище маньяков, террористов и убийц.

Миновав несколько контрольно-пропускных пунктов и пройдя там определённые проверки, они сдали свои паспорта и телефоны, после чего вместе с новым сопровождающим в форме, встретившим их на входе, они отправились по многочисленным коридорам. Их белые стены были до середины облицованы серым кафелем, а иногда на них попадались приклеенные клейкой лентой рисунки белой совы, сделанные, видимо, самими заключёнными. Иногда коридоры преграждали железные решётки – за весь путь они успели миновать несколько таких. Повсюду были установлены камеры.

Изредка встречались другие сотрудники: серьёзные и мрачные, они шли им навстречу, обмениваясь со своим коллегой коротким кивком.

В этой тюрьме была какая-то своя, особая атмосфера, не передаваемая ничем – такая может быть только в месте, где влачили своё существование опаснейшие существа – осколки общества, которое изолировало их от себя. Монстры, надёжно скрытые от людей за Полярным кругом.

Подумав о заключённых и их родственниках, вынужденных разделять с ними эту тяжёлую долю, Гоша невольно испытал облегчение от того, что ему, к счастью, никогда не приходилось с этим сталкиваться.

Их новый спутник – мужчина крепкого телосложения лет сорока пяти в голубом камуфляже, обладающий кустистыми бровями, широким носом и узеньким подбородком, явно отличался большей словоохотливостью, чем предыдущий: пока они шли к месту назначения, он то и дело всё комментировал.