Вероника Трифонова - Последняя жертва [litres с оптимизированной обложкой]

А ещё – хвалебные слова Артёма заставили её, помимо воли, смутиться.

Ксюша почувствовала, как жар приливает к щекам и носу, а губы сами собой растягиваются в скромной улыбке.

– А… а я думала, в книге «Бремя человеческих страстей» тебе больше понравилась философия поэта Кроншоу, – невпопад ляпнула она.

Отсутствие морали. Такое бы Артёму действительно подошло.

Он удивлённо посмотрел на неё, и Ксюша почувствовала, что покраснела ещё больше. Надо же было сказать ни к селу, ни к городу, какую-то чушь!

Но тут она заметила, что в выражении лица тюремщика неожиданно появилось чувство, которого раньше никогда на нем не видела.

Теплота.

Он мягко улыбнулся, отвернувшись в сторону. В этот момент он казался человеком, который полностью доволен своей жизнью.

– В данном романе можно многое открывать. И многое брать из него. Истинное произведение искусства всегда многогранно.

Ксюша кивнула. С этим она не могла не согласиться.

– Расскажи мне как о своих книгах. О созданных тобою мирах, о населяющих их героях, – вымолвил Артём, подойдя к ней на шаг ближе. Теперь он стоял совсем рядом. – Ведь, если ты создаёшь полноценные литературные труды, то значит то, что я прочитал, – он повёл головой в сторону письменного стола, где, по-видимому, находились исписанные ею листы, содержащие в себе описание жуткой сцены, – всего лишь капля в океане.

Ксения, не отрывая взгляда от лица Артёма, сглотнув, кивнула.

Он сделал движение рукой вверх, но тут же сжал её в кулаке и опустил, словно хотел дотронуться до неё и передумал.

Ксюша прерывисто дышала, напряжённо сжавшись и чувствуя, как вспотел лоб. Он находился слишком близко к ней, и она считала мгновения, надеясь, что маньяк уйдёт.

На этот раз её желание сбылось.

Позже – и во время подготовки в ванной ко сну, и лёжа потом в кровати, она не переставала рассуждать об этом разговоре.

Казалось бы, Артём просто любитель искусства. И это совершенно нормально.

«Эдакий Волк Ларсен. Предпочитает классическую литературу, восхищается Моэмом и другими известными писателями (создателями литературного творчества в целом?), а заодно собирает свою коллекцию. Может, он тоже считает это неким проявлением искусства. Относит тем самым себя к «особенным». Как он там говорил…»

Однако было во всем этом нечто странное. Или что-то недостающее. Отсутствие важной детали, которое Ксюша почувствовала ещё сегодня, обсуждая с ним романы Моэма. И присутствие в философии самого Артёма некой отличительной особенности, определённо значимого элемента. Того, который, возможно, указывает на его..

Моэм…

Ну конечно!

Ксения вспомнила, о чём умолчал Артём.

В беседе с ним она так и не упомянула, что и сама изучала биографию этого автора, считая ставшего-таки писателем врача, человека социальной профессии, как и она сама, примером для подражания. А определённые его цитаты и произведения глубоко затронули её и врезались в память.

Говоря, что британский писатель считал искусство в жизни человека одним из главных её оправданий, он не упомянул вторую – любовь. А также, описывая ленту «простого жизненного узора», пропустил в нем такой пункт, как создание семьи.

Ещё тогда же Артём назвал этот смысл жизни настоящим . Ксюша вспомнила, что похожее слово она уже слышала от него раньше – когда он говорил про отношения с отцом. И ещё примерно в той же манере похититель выразился, когда описывал свои ощущения от прочитанного отрывка из её рукописи. Что-то там про эмоции. Охарактеризовал их как подлинные, настоящие…

«Он постоянно говорит про эти понятия. Слишком зациклен на них. Он словно стремится для себя во всем к некой правде… К правде во всем…

Или в эмоциях?

Что это может значить? Что он в своё время пережил жестокий обман? Может, это и стало для него отправной точкой?»

Эмоции, ложь, обман, предательство.

Сейчас Ксюша была почти уверена, что все эти слова имеет самое прямое отношение к психологической травме Артёма, из-за которой он и стал маньяком.

А ещё, возможно, «любовь» и «семья» тоже с этим связаны.

Она стала прикидывать в уме различные комбинации предложений, составляя их в соответствии с данными словами.

«Отсутствие любви в семье? Обманывали, что любят, а на самом деле нет? Отец лишь притворялся любящим?»

За этими размышлениями Ксюша незаметно начала засыпать. Она даже почти видела сон, где маленький Артём склонился над книжкой со сказками, а рядом сидел его отец – на вид суровый, с седой бородкой и строгим лицом, как вдруг она вспомнила вещь, от которой остатки сна слетели с неё, как снег со встряхнувшейся после прогулки собаки.

Артём не стал спрашивать у неё названия её книг!

Боже, какая же она дура. Как она могла не подумать об этом, когда рассказывала маньяку, чем занимается в жизни?

Если Ксюша призналась ему, что является писателем, то он, благодаря сводкам новостей в городе о её пропаже, которые наверняка появились, быстро вычислит всю информацию о ней!

А самое главное, о том, что у неё есть муж, и кто он.

И тогда, возможно… Тогда…

Ксюша закрыла лицо руками. Сердце её словно били кувалдой, с силой припечатывая прямо в ребра.

Как могла, она пыталась призвать на помощь здравый смысл, который успокаивающим мягким шёпотом убедил бы, что Артём совершенно точно не сочтёт нужным разыскивать Гошу, чтобы… чтобы… Для чего бы то ни было…

На этом ход её мыслей срывался с обрыва беспокойства в охваченный волнами паники океан.

Ксюша никак не могла перестать представлять ужасное. И понимала, что теперь, с этого момента, она будет жить в страхе с навязчивой мыслью, что Гоша в опасности.

Кафе «Территория», располагающееся на первом этаже здания рядом с проезжей частью, по большей части представляло собой небольшой зал, заполненный рядами деревянных, выкрашенных в тёмно-каштановый цвет прямоугольных столов, к которым были приставлены стулья с высокой спинкой. Однако вдоль больших окон на небольшом помосте располагался ряд небольших диванчиков из кожзаменителя, окружавших сдвоенные дубовые столики с одной-единственной металлической ножкой посередине – так называемая вип-зона.

Именно здесь, около часу дня, за одном из них Гоша договорился встретиться с Юрой в его обеденный перерыв. Как уверял друг, в это заведение, расположенное всего в двух кварталах от полицейского управления, забегали в основном их сотрудники и служащие небольшого торгового центра напротив, так что местная администратор Людмила постоянно шутила насчёт переименования кафе в «Торгово-полицейское объединение».

– Не понимаю, зачем мне положили столько сахара в кофе, – вяло проворчал Юра, отпив из своего высокого стакана светло-серую жидкость, по виду мало напоминающую бодрящий напиток из душистых зёрен.