Вероника Трифонова - Последняя жертва [litres с оптимизированной обложкой]

– Лучше всего к макаронам подойдёт сырно-чесночный соус, – комментировал он, пока Ксюша, неуклюже пытаясь смахнуть упавшие на лицо пряди волос, помешивала в сковородке названные им ингредиенты, сжимаясь от пробежавшего по спине холодного страха.

Да, у них всё было так. И могло бы показаться, что он ничего плохого ей не делал…

Кроме одного.

То, повторения чего Ксюша опасалась до боли в груди, случилось ещё раз. После того, как маньяк презентовал Ксюше вторую партию вещей, он попросил её надеть белое платье вместе с новыми розовыми туфельками и колготками ему в тон, а так же придать губам «оттенок земляники». На её робкий вопрос, стоит ли использовать остальные предметы макияжа, он отрицательно покачал головой.

– Думаю, здесь они будут неуместны, – спокойно ответил Артём и задумчиво повернул голову в сторону кухни.

Когда Ксения наконец появилась перед ним в желаемом образе, дрожа с головы до пят и молясь про себя, чтобы похититель всего лишь оценил наряд и не более, тот встал, и, оглядев её с ног до головы, направился к ней. Ксюша замерла в напряжении, заметив опять его жуткий горящий оценивающий взгляд, который её всегда так пугал. С замиранием сердца она наблюдала, как Артём ненадолго задержал взор на кровавых браслетах её обнаженных запястий – неровных тёмных корках, которые уже начали опадать, являя на свет слабую, обезображенную розовую кожу. Ксюша была уверена, что там она останется изуродованной уже навсегда.

– Ты представляешь собой естественность, – прошептал он, проведя пальцами по её губам и погладив по щеке, отчего Ксюша ощутила пролетевшее по ней ледяное дуновение. – Декоративные элементы лишь подчеркивают её, как оправа – драгоценный камень.

Она заметила, что его голос начал меняться, становиться отстранённым и ускользающим, уподобляясь странному взгляду, который Ксения теперь чувствовала на своём лице. Его шумное дыхание обжигало ей лоб.

А потом всё случилось опять. Быстро и резко. На этот раз он делал это ещё сильнее и порывистей. И во время особо сильного толчка она, лёжа на животе, дернулась так, что прокусила себе до крови нижнюю губу. Чувствуя во рту солоноватый привкус металла от обжигающих свежую рану слёз, смешавшихся с кровью, Ксюша, сжимаясь от страха, что маньяк заметит её отчаяние, зажмурила глаза и мысленно считала каждое его движение, подбадривая себя, что с очередным проникновением освобождение становится всё ближе, и облизывая губу, чтобы кровь с неё не капала на простынь.

Конечно, та потом всё равно распухла так, что скрыть от Артёма уже не представилось возможным. Он, ничего не говоря, усадил Ксюшу перед собой, и аккуратно стал наносить на её рану какую-то мазь, а она при этом, сосредоточив взгляд в одной точке на самом верху книжного шкафа, силилась вспомнить что-либо смешно. Но в голове была лишь каша вдребезги разлетевшихся отрывков, из которой не представлялось возможным выудить отдельные вещи, и Ксюше только благодаря немалым волевым усилиям удавалось сдерживать рвущиеся наружу рыдания, сотрясавшие тело внутренней дрожью.

Вечером седьмого мая (именно такое число должно было уже быть по её подсчетам), после ужина, она направлялась в душ, чтобы потом пойти лечь спать, но, проходя мимо лежавшего на диване Артёма, обратила внимание на книгу, которую он читал.

Сомерсет Моэм «Бремя человеческих страстей». Немного странноватый выбор.

«Впрочем, о чём это я? Его же и самого никак нельзя назвать ординарным, – пришла Ксюше в голову иронично-весёлая мысль».

За последние дни Ксюше удалось изучить личную библиотеку хозяина дома. В большей степени та была представлена классическими произведениями – как русской, так и мировой литературы. У него имелись полные собрания сочинений Джека Лондона, Эрнеста Хемингуэя, Чарльза Диккенса, Джерома Дэвида Сэлинджера, Артура Конан-Дойла, Рекса Стаута, Льва Толстого, Михаила Булгакова и многих других. Помимо них, Ксюша нашла также книги по юриспруденции и про различные виды огнестрельного оружия. Тогда у неё и появилась мысль, что работа Артёма может быть связана с правоохранительными органами, военными силами либо охранными подразделениями.

Что ж. Как иронично.

– Тебе… нравится эта книга? – осторожно задала она ему вопрос и тут же испытала неловкость и некоторый страх, подумав на мгновение, что ей, наверное, не стоило его тревожить. Однако желание и дальше пытаться узнать его ближе, невозмутимо, словно извозчик коня, гнало её вперёд, подчас грозящее вырваться вот такими вот, как сейчас, импульсивными поступками.

– Возможно, – ответил он, не отрывая взгляд от страниц. – Я перечитываю уже четвёртый раз. Хорошая книга. Глубокая. Есть вещи, в которых я согласен с агентом британской разведки.

Ксюша застыла на месте, глядя на него настороженно и одновременно с удивлением.

– Моэм был невероятно трудолюбивым писателем. Много путешествовал в поисках сюжетов. К тому же, помимо творческой деятельности, он успевал заниматься и другими делами. Шпионил на благо государства, например, – Артём вздохнул, поднял взгляд на Ксюшу и изучающе посмотрел на неё. – Знаешь, в этом романе говорится о поиске смысла жизни. И главный герой, Филип, приходит к выводу, что нужно лишь жить сегодняшним днём. Самыми обычными вещами. Рождение, взросление, труд ради куска хлеба, смерть. Простой узор – самый совершенный. Настоящий.

Он поднял лежавшую рядом с ним бумажную закладку и вложил ту между страницами, после чего закрыл книгу и положил её в сторону.

– И это ещё не все. Филип Кэри в конце концов принимает себя таким, какой он есть. Со своим недостатком в виде хромоты. Признает, что без неё так тонко воспринимать искусство, восхищаться красотой и вникать в жизненные драмы, – голос его прозвучал чуть ниже обычного и как-то по-особенному умиротворенно.

– Мне из всех его книг больше всего понравилась «Лиза из Ламбета», – постаралась поддержать разговор Ксюша. Раз уж речь зашла о Моэме, то у неё есть, чем поделиться. Её действительно когда-то зацепил сюжет о трагической любви девушки к женатому мужчине. Но, помимо того, она считала эту книгу особенной ещё по одной личной причине. Ксения знала, что именно этот роман молодого врача, оказавшийся успешным, дал автору надежду на карьеру писателя. Она прочитала его в две тысячи одиннадцатом году, сразу после перевода на русский язык. И для неё, в то время обычной учительницы, «Лиза из Ламбета» стала настоящим подтверждением того, что ты можешь добиться поставленной цели, если по-настоящему хочешь.

– Сам Моэм превозносил искусство. Считал его одним из главных оправданий человеческого существования. А в частности, он высоко оценивал живопись и тех, кто ею занимался.