Оливье Норек - Меж двух миров

Жад перевела своему отсталому отцу:

— Она говорит, что это будет не только для Килани. Что деньги пойдут на всех детей ассоциации.

Бастьен взглянул на женщину, и ее ответ ему понравился.

— Скажи ей, что меня это устраивает.

Мужчина вручил ему визитную карточку с логотипом ассоциации «Санчайлд», номером стационарного телефона и адресом.

— Can we visit? [83] — спросил Бастьен.

— Whenever you want, sir .

— Когда пожелаете, — перевела Жад.

Учитель на пенсии наклонился к Килани и заверил его, что тот сможет увидеть всех, если захочет. Боковая дверь вэна открылась, и мальчонка забрался внутрь.

Манон и Жад крепко сжали губы, запрещая себе снова расплакаться. Килани в последний раз одарил их своей обезоруживающей улыбкой.

Пожилая чета собралась уже усесться в вэн, но Бастьен выхватил свой мобильник, включил вспышку и, даже не спросив разрешения, сфотографировал их. Парковка на мгновение осветилась, потом Бастьен обернулся к Жад, и по мере того, как он говорил, голос его становился все более и более властным.

— Скажи им, что мы приедем повидаться с ним. Скажи им, что я флик. Скажи им, что, если адрес фальшивый или номер телефона неверный, я их найду. Где бы они ни были, я их найду. Скажи им!

«Mamie confiture» доброжелательно смотрела на них…

— Нет необходимости, папа. Я думаю, она поняла, — шепнула Жад.

Потом, чтобы успокоить этого мужчину, который, хотя и сдерживал свои чувства, все-таки не мог скрыть их, старая дама положила ладонь на его руку.

И Миллеры, оставшиеся на обочине дороги, как будто их только что бросили, долго смотрели вслед удалявшемуся вэну.

Комиссариат Кале

Октябрь 2016 г.

Два месяца спустя

По окончании мандата правительство приняло решение о полной ликвидации «Джунглей». Слишком неудобное для перевыборов, ставшее слишком заметным пятно на карте страны.

Девять тысяч взрослых и тысячу детей требовалось переустроить, распылить между французскими департаментами, по мере возможности разбавить, чтобы почти перестать замечать их.

Десять тысяч человек, которых отдалили от их первоначальной цели, все той же — Англии.

Президент пообещал, что никто не останется в стороне, однако же, несмотря на вмешательство Центра приема мигрантов [84], вскоре переполненного, без средств и специального персонала, на французской территории то тут, то там образовывались «Мини-джунгли». А добрая тысяча мигрантов даже вернулась в Кале.

Параллельно объявлению о ликвидации лагеря и впервые за долгие годы в комиссариате Кале было открыто несколько новых постов, и этим утром бригада по борьбе с преступностью получила наконец нового сотрудника — рядового Фуэда Смадья. Недорогой костюмчик. Новый, чтобы произвести хорошее впечатление. Продукт северных предместий Парижа, сын иммигрантов во втором поколении, прибывший, чтобы стать фликом на севере страны.

После представления Дорсэ новичка проводили в кабинет охраны городского правопорядка, где его принял командир группы.

— Познакомься с членами своей бригады: Эрика Лорис и Рубен Корваль.

Коллеги приветливо махнули ему рукой.

— А я лейтенант. Не Бастьен, не Миллер, не мсье, просто лейтенант. Потом подумаем о более близком знакомстве.

Эрика весело подмигнула Корвалю в тот самый момент, когда Пассаро приоткрыл дверь в кабинет.

— Прости, Бастьен, у меня звонок от патруля. Они в «Джунглях».

— «Джунглей» больше нет. Какого черта они там делают?

— Их вызвали рабочие. С экскаватором, который откапывает кладбище.

Миллер мысленно организовался.

— О’кей. Дуйте на место, мы с Корвалем присоединимся к вам. Смадья, остаешься с Эрикой. Будем держать вас в курсе.

— Я не могу сопровождать вас? — спросил преисполненный доброй воли новобранец.

— Нет, проведешь рабочий день с Эрикой. Она скажет мне, чего ты стоишь. Я больше доверяю ее анализу, чем своему.

Ненасытные экскаваторы поглотили лачуги и палатки, превратив их в груду обломков и мусора, чтобы чуть поодаль сгрести их в горы из пластика, тряпья и одежды, которые будут уничтожены огнем, когда стихнет ветер.

Теперь в этих ландах не оставалось ничего из того, что было построено с надеждой на будущее. Ничего, кроме этой дыры, вокруг которой постоянно теснились загипнотизированные ужасом рабочие.

Корваль припарковал служебный автомобиль у входа в «Джунгли» и еще не успел выключить двигатель, как на капоте устроилась чайка.

— Проклятые летучие крысы! — взорвался Бастьен. — Ненавижу этих тварей.

Корваль взмахом руки прогнал птицу, и они двинулись в сторону бригады полицейских, первыми прибывших на место.

— Тебя не затруднит собрать информацию, Рубен? Мне бы хотелось пройтись по «Джунглям».

— Нет проблем, Бастьен. Не спеши, беру все на себя.

Двумя месяцами раньше, на следующий день после переправки Килани в Англию, Бастьен вернулся в лагерь беженцев. Он принес с собой черно-белую фотографию Адама — одну из тех, что были сделаны Манон, — и показывал снимок по всем «Джунглям», но никто не стал с ним разговаривать. Здесь никто не разговаривал с фликами.

И сегодня он вновь возвратился на эту землю между двух миров, где дюны вновь обрели покой. Никаких мигрантов, никаких гуманитарных организаций, как если бы по мановению волшебной палочки проблема была полностью решена. Наверное, самое крутое выкуривание последнего десятилетия.

Спустя несколько минут Корваль с блокнотом в руке нашел его.

— С виду здесь много тел, но не все они целые. Я рискнул позвонить непосредственно в судебную полицию Кокеля, они отправляют к нам криминалистов.

— Могу предположить, что нет ни одного свидетеля чего бы то ни было?

— Да ерунда какая-то. Один странный тип, который вышел из леса с мачете и до полусмерти перепугал рабочих. Он даже прикасался к трупам. Но уже исчез в лесу.

— Описание?

Рубен перелистал свои записи.

— Ага, у меня есть, подожди… Высокий, араб, лет сорока, грязный, не в себе, мачете, шрам.

При последнем слове Бастьен вздрогнул.

— Шрам? Где у него шрам?

— Один рабочий сказал, что под левым глазом, на скуле. А другой утверждает, что справа на виске.

Бастьен взглянул на примыкающий к «Джунглям» лес. Он с фотографией в руке искал целыми днями и не нашел Адама в лагере. Но они же друзья, Адам пришел бы к нему. Сириец отметил дорогу к его дому от «Джунглей» до самой двери, и эту метку Бастьен с тех пор так и не решился стереть…

А главное, и в этом молодой флик мог бы поклясться, Адам никогда не покинул бы Килани.

— Так что, шеф? Это тебе о чем-нибудь говорит?

Бастьен развернулся и посмотрел на лес. В последний раз.

— Нет. Я не верю в призраки.