Александр Горский - Охота на Лунина

Илья попытался было что-то сказать, но в горле у него лишь неразборчиво булькнуло.

— Что, до петли не допрыгиваешь? Тебе лавочку надо? — Игрок по-своему истолковал раздавшиеся изо рта Лунина звуки. — Так это мы быстро организуем. Ну-ка, дамы, встаем!

Не выпуская из рук оружия, он ухватил обеих женщин за волосы и рывком заставил их вскочить на ноги, отчего выражение ужаса в глазах обеих пленниц достигло такого предела, что Лунин даже успел удивиться, что ни одна из них еще не лишилась чувств.

— На, Лунин, пользуйся на здоровье!

Сильный удар ногой подбросил лавку в воздух. Пролетев пару метров, она упала на деревянный пол, подпрыгнула и, наконец, замерла неподвижно ножками кверху почти под самой петлей. Лунин почувствовал, как напряглись все мышцы тела, ему даже послышалось, как затрещали рвущиеся от напряжения связки. Правая нога приняла на себя весь вес более чем стокилограммового тела, левая медленно оторвалась от пола, приподнялась не более чем на пару сантиметров и медленно, раздвигая ставший вдруг необыкновенно густым и вязким воздух, двинулась вперед.

Сделав шаг, Илья решил, что дальше все будет проще, и, высунув язык, слизнул набежавшие к губам капельки пота. На языке стало солено и невкусно. Лунин поморщился, думая о том, что свой последний завтрак, завтрак приговоренного, он мог получить в доме покойного Фильченко, но ограничился лишь двумя чашками кофе и умирать теперь придется натощак.

Следующая мысль была логичным продолжением предыдущей. Как же так, неужели ничего больше не будет? Ни горячего утреннего кофе, ни вечерней тарелки с обильно политыми кетчупом пельменями? Не будет ежедневных прогулок и разговоров с Рокси? В конце концов, не будет надежды позвонить однажды вечером по одному из хранящихся в закладках «Избранное» номеров и пригласить… Ничего этого не будет? Или же, наоборот, все останется? По утрам будет закипать в турке кофе, вечером плавать в кастрюле пельмени, Рокси, как и всегда, с радостным лаем будет выбегать на прогулку, а по номеру, который он так и не удосужился выучить наизусть, непременно кто-нибудь позвонит. Кто-то, чьему звонку будут рады, может быть, даже очень. Кто-то, но только не Лунин. Потому что самого Лунина как раз и не будет.

Почувствовав, что очень устал, Илья закрыл глаза и остановился, не дойдя одного шага до лежащей на полу лавки.

— Ну же, mon cher, — человек с пистолетом явно начал терять терпение, — представление затягивается. Умирать надо более жизнерадостно.

Поднимите мне веки, мог бы сказать в ответ силящийся и не находящий в себе сил открыть глаза Лунин. Но сил сказать что-либо у него тоже не было. Было лишь огромное, гораздо больше его подросшего за последние месяцы живота, гораздо больше всех животов мира, желание жить. А еще была глупая, неизвестно откуда взявшаяся в голове мысль, что диетологи и всякие прочие, ежедневно выступающие по телевизору специалисты по питанию, бессовестно лгут, утверждая, что кофе обезвоживает организм. Чушь собачья! Кошачья! Соловьиная! За весь день он выпил только две чашки кофе, другой жидкости в организм не поступало, а значит, там внутри уже все давно должно было пересохнуть, словно в пустыне Намиб, где дождь выпадает раз в несколько лет. Так ведь нет же! Обе чашки в целости и сохранности просочились по телу сверху вниз и теперь буквально рвутся наружу, причем с такой силой, будто их стало уже не две, а четыре как минимум. Тогда, быть может, диетологи не так уж и врут. Может, в этом как раз обезвоживание и заключается? Выпил один объем, а вышло потом из тебя раза в два больше… Господи, ну как в такой момент можно думать о такой ерунде? А о чем надо думать? О чем должен думать человек, стоящий на пороге смерти? Господи, до чего же умирать не хочется!

Господи, где ты?

Где?

— Хватит! — Терпение Игрока окончательно иссякло. — Мы тут что, до ночи ждать будем, пока ты с силами соберешься? Все, Лунин, countdown! Не примешь решение сам — я сделаю это за тебя. Десять! Девять!

Веки, наконец, разомкнулись, но все вокруг было словно не в фокусе. Мешали наворачивающиеся на глаза слезы. Постепенно сквозь мутную пелену проступили очертания трехглавого, монотонно покачивающегося из стороны в сторону дракона.

— Восемь! Семь!

Пелена рассеялась еще больше, и стало видно, что никакого дракона на самом деле нет, а есть три стоящих друг к другу плечом к плечу человека, причем тот, что стоит посредине — мужчина, держит двух остальных — женщин за волосы и медленно, в такт громкому счету покачивается то вправо, то влево, а женщинам не остается ничего другого, как покачиваться вместе с ним.

— Шесть! Пять!

Илья наклонил голову вниз. Лавка по-прежнему валялась на полу ножками кверху. Все, что надо сделать, — это наклониться к этой чертовой лавке, перевернуть, а затем самому забраться на нее и просунуть голову в петлю. Ничего сложного. Ничего невозможного. Но разве это возможно? Разве может человек, который так хочет жить, как хочет жить он, Илья Лунин, убить себя? А диван? Ведь он же обещал маме помочь с диваном!

— Четыре! Три!

Оторвав взгляд от пола, Илья вновь взглянул на стоящих перед ним людей. Такие разные лица. Такие разные, но почему-то прикованные именно к нему, Лунину, взгляды. В одном еще видна надежда, в другом только холодная злоба, в третьем… Что же это в третьем, жалость? К кому? Неужели к нему самому?

— Два! Один!

В последний момент Илья заметил, что Игрок успел переложить пистолет в левую руку, а нож в правую. Зачем, успел подумать Илья и открыл рот, чтобы выкрикнуть не дающий ему все это время покоя вопрос:

— Зачем?!

Ничего крикнуть Лунин уже не успел. Лезвие ножа коротко блеснуло, отразив упавший на него солнечный луч, а затем стремительно погрузилось в мягкое, податливое тело, неспособное противостоять наточенной стали.

Илье показалось, что кто-то испуганно ахнул. Скорее всего, это был он сам, ведь у обеих женщин рты были по-прежнему заткнуты кляпами, и они не могли издать ни звука.

— А теперь, Лунин, смотри! — Громкий крик ударил по барабанным перепонкам. — Смотри ей в глаза, Лунин. Ну? Что ты там видишь?

Второе движение руки с ножом было таким же быстрым, как и первое. Окровавленное лезвие выпрыгнуло из женской груди, а вслед за ним на свободу вырвался и пульсирующий поток алой, наполненной жизнью крови. С каждым ударом сердца вырывающийся из раны всплеск уходящей жизни становился все слабее, пока почти полностью не иссяк. И только тогда все еще державшаяся на ногах Светочка стала медленно оседать и в конце концов замерла на полу в странной, нелепой позе, завалившись на бок и умоляюще вытянув вперед руки, стянутые бельевой веревкой.

Лунин моргнул. Ничего не изменилось. Одна женщина все так же без движения лежала на полу в темнеющей на глазах луже собственной крови, другая, по-прежнему не отрывая глаз, смотрела на Лунина. Затем Ирина тоже моргнула, и Илья понял, что изменилось. Надежды в ее взгляде уже не было. В нем было только презрение.