Барбара Гордон - Адресат неизвестен

Чтобы продемонстрировать наше полнейшее презрение к сплетням, мы отправились втроем на пляж, где собирались сливки липовского общества. Не знаю, то ли наше присутствие, то ли обычное желание отдохнуть привело сюда же и симпатичного капитана Хмуру. Он улегся неподалеку от нас и пользовался вниманием публики наравне с нами. Однако Хмура не обращал на это никакого внимания. Он равнодушно и терпеливо жарил свое худое тело на горячем песке и носовым платком с узелками, завязанными на углах, защищал голову от солнечных лучей. Нашу лодку он проводил взглядом, полным меланхолии.

С лодкой не обошлось без маленького конфликта. Феликс Свист, любезно кланяясь, но глядя на нас довольно угрюмо, решительно не советовал брать лодку, которую облюбовал Янек. Предлагал другую — она, дескать, полегче и весла у нее лучше. Янек, однако, уперся и настоял на своем. Свист неохотно, почти со злостью, выписал нам квитанцию и пробурчал:

— Предупреждаю, это тринадцатый номер.

— Долой предрассудки, омрачающие свет! — патетически продекламировал мой племянник и, гогоча от удовольствия, спихнул лодку на воду.

Лодка № 13 пока что не выказывала никаких роковых свойств. Мы спокойно двигались вверх по реке, по направлению к замку, то есть в сторону, противоположную Заколью, и обдумывали, что может означать это странное письмо с пометкой «адресат неизвестен».

Еще вечером, когда мы внимательнейшим образом разглядывали листок с двумя машинописными строчками, у меня возникло какое-то неясное подозрение. Чем-то тревожили меня эти мелкие закругленные буквы, отпечатанные на ленте бледно-голубого цвета. Характерные дефекты некоторых букв показались мне странно знакомыми. Голубых лент для машинки в продаже сейчас нет, во всяком случае, у нас. Но именно такая голубая лента, добытая из давнишних запасов в здании ратуши в первые годы моего пребывания в Липове, была на моей машинке. Я давно не пользуюсь этой машинкой. Работая в Народном совете, я иногда брала работу на дом, чтобы скоротать время в ожидании сна. А когда я ушла с этой работы, то машинка оказалась мне не нужна, и, чтобы она не занимала лишнего места в моей небольшой квартире, я убрала ее в подвал.

Разные мысли не давали мне спать всю ночь. Я заснула лишь под утро и чуть не проспала. Пришлось поторопиться в киоск. И когда меня сменила пани Анастазия, я, прежде чем отправиться на Заколье, забежала на минутку домой, на улицу Акаций. В квартире было прибрано, пыль старательно вытерта, петуньи были политы — явные следы забот моей напарницы. Я спустилась в подвал. Висячий замок на моей кладовушке болтался на оторванной скобе. В кладовушке кто-то явно похозяйничал. Пишущей машинки не было. Я вернулась в квартиру, разыскала старые бумаги, некогда старательно отстуканные мной на этой машинке фирмы «Континенталь», и сравнила шрифт. Даже профану было ясно: эти старые бумаги и таинственное письмо напечатаны на одной машинке.

Тут, на реке, вдалеке от берега, мы могли говорить об этом, не опасаясь, что нас кто-нибудь подслушает.

— Кто-то подкапывается под меня, — кратко констатировал Янек и со злостью хлопнул веслом по воде.

— Кто-то следит за каждым нашим шагом, — добавила Роза.

— Но кто же это может быть? — шепнула я с ужасом. В памяти, как в цветном, быстро движущемся фильме, мелькали жители моего тихого солнечного городка, но я не могла ответить на этот вопрос.

По-видимому, Янек тоже блуждал мыслью в потемках, потому что опять проявил свое дурное настроение весьма характерным для него мальчишеским образом: снова хлопнул веслом по воде. Досталось ни за что ни про что и мне и Розе. Роза пискнула, а я подпрыгнула на скамеечке — вода обдала мне колени. Лодка закачалась. Еще немного, и предостережение Свиста оказалось бы пророческим: мы чуть не попадали в воду. К тому же Янек в запальчивости не заметил вовремя буруна у подводного камня. Борт лодки со скрипом проехался по краю камня, и я, пытаясь сохранить равновесие, внезапно качнулась всем телом. Ноги мои при этом скользнули под скамейку, и один каблук застрял в чем-то. Я почувствовала боль в щиколотке. К счастью, берег был невдалеке. Янек быстро подвел лодку к песчаной полосе, и оба они с Розой кинулись мне помогать. Однако мне уже самой удалось высвободить ногу, и на дно лодки с металлическим лязгом упали садовые ножницы. Очевидно, они заклинились в креплениях лодки.

Роза быстро подняла ножницы. По выражению ее лица мы сразу поняли: она узнала собственность деда.

Каким образом попали эти ножницы в лодку, в ту лодку, которую никак не хотел нам дать Свист, если сумка с другими садовыми инструментами оказалась в камине из черного мрамора?

Янек изложил нам на этот счет свою теорию. Лагуну убили в развалинах замка, и там осталась его сумка, спрятанная убийцей. Затем труп перевезли в лодке к зарослям. Ножницы, очевидно, выпали из кармана, когда Лагуну выносили из лодки.

— А твой дедушка, Роза, носил ножницы, нож и тому подобные вещи в карманах?

Роза ответила не задумываясь:

— Ну, конечно, нет. Они бы ему все карманы продырявили. Он всегда укладывал инструменты в сумку, как только заканчивал работу.

— Значит, он, видимо, не окончил работы, если в руках у него был нож, а в кармане ножницы. Что это может означать, Янек, как ты думаешь?

— Это означает, что вам, тетя, нужно поскорее отправиться на прием к доктору Свитайло. Надо посмотреть, как поживают розы, которые прививал в его красивом саду пан Шимон.

Однако, прежде чем я пошла к доктору Свитайло, чтобы пожаловаться на новое обострение болей в правом колене, что, разумеется, можно было сделать лишь в понедельник после обеда, в Липов вернулось второе письмо. На этот раз Яну Лингвену возвращали письмо, адресованное Адаму Горну в Быдгощ, на улицу Первого мая. Однако по данному адресу никакого Адама Горна не значилось. Этого человека Ян Лингвен тоже срочно вызывал в Липов, Шрифт машинки был тот же, что и в первом письме. Я вдобавок установила, что бумага и конверты в обоих случаях были взяты из почтового набора с претенциозным названием «Роза ветров», который в Липове можно приобрести лишь в моем киоске. Именно этот почтовый набор Янек уронил и рассыпал, слишком бурно приветствуя меня в день своего приезда. Несколько таких конвертов с бумагой я недавно продала Зентаре.

У пани Анастазии в этот вечер не было времени доставить нам это письмо. Всегда готовый услужить Бернард Симони, которому она поручила эту миссию, лукаво подмигивая, объяснил, что Анастазия сейчас устраивает воскресное чаепитие для большой компании пожилых дам, своих приятельниц. Я представила себе, как там мелют языками, обсуждая дела нашей несчастной троицы, и у меня даже мурашки по коже забегали.