Барбара Гордон - Адресат неизвестен

«Гость в дом — бог в дом», — говорили наши предки, считая прибытие гостя знаком благоволения сил небесных. Однако автор этой пословицы, живший несколько столетий назад, не был знаком с моим племянником Янеком Лингвеном.

Мой вариант старинной пословицы звучит так: «Янек в дом — хлопоты в дом». Многочисленные примеры подтверждают правильность этой интерпретации. Янек проявлял способность к фантастическим идеям с самого момента рождения. Появился он на свет во время новогоднего праздника, когда его родители в семейном и дружеском кругу приветствовали первый день рокового 1939 года. Произошло это в Лодзи, где сестра моя, Эля, поселилась после замужества. Ее муж, инженер-химик, работал на одном из тамошних заводов. В сентябре во время эвакуации Эля вместе с Янеком успела добраться ко мне в Варшаву, прежде чем началась осада города. И вот однажды мы увидели, что мой племянник с немалым удовольствием катает по кровати неразорвавшийся немецкий снаряд, который влетел к нему через выбитое окно. Янек ревел, когда мы, онемев от ужаса, отбирали у него эту игрушку.

Первое время оккупации Лингвены провели под Варшавой. Мой деверь прятался, потому что накануне войны работал над каким-то изобретением, которое могло заинтересовать оккупантов. Но его нашли, вывезли в Германию, и он исчез бесследно. Мы ни разу не получили от него весточки. Эля переехала ко мне в Варшаву. Янек подрастал. Из подпольных газет он делал голубей или кораблики и пускал их в окно на улицу.

После варшавского восстания мы с Элей перебрались в деревню под Краков. Раздумывали, что нам делать дальше. Я знала, что моя квартира в Варшаве уже не существует. Да и слишком много трагических воспоминаний было связано у меня с развалинами Варшавы. Погибли все мои близкие, я осталась одна. Я решила поселиться в каком-нибудь маленьком городке на Западных Землях.

— Новая обстановка, новые люди, новая жизнь. Мне там легче будет, — сказала я Эле.

— А я вернусь в Лодзь, — категорически заявила она. — Юлиуш жив, Юлиуш наверняка жив. Только в Лодзи мы найдем друг друга. И через знакомых я там скорее получу о нем какие-нибудь вести.

Друзья Юлиуша помогли Эле устроиться, но никаких известий о коллеге у них не было.

Мы с Элей встречались раз в два-три года. Обе мы работали, и у обеих не хватало денег на далекие поездки. Из моего маленького Липова, который стоит чуть ли не на самом берегу Одера, до Лодзи не близко. Время от времени Эля присылала ко мне Янека на каникулы. Он как угорелый носился по городку. Однажды решил с приятелями во что бы то ни стало переплыть на другой берег реки. Мокрых и еле живых выловили их пограничники. Мне пришлось долго объяснять, что ребята наверняка не намеревались перейти границу, хоть сама-то я не была в этом полностью уверена.

Когда Янек окончил школу и поступил в университет, его визиты прекратились. Для молодого человека в нашем городе интересного мало. Прошлой осенью Эля умерла. Я тогда лежала в больнице с переломом ноги и даже не смогла поехать на похороны.

Так получилось, что я не видела Янека лет шесть, и, когда в один июльский день молодое загорелое лицо появилось в окне моего киоска, я в первую минуту не поняла, что это он и есть. Подумала только, что это лицо и веселые голубые глаза кого-то мне напоминают.

— Дайте мне «Спортивное обозрение» и пачку «Грюнвальда», — сказал он задиристо, и тут я почувствовала, что время словно отодвинулось лет на тридцать назад и что в моих ушах снова звучит задорный и чуть капризный голос моей младшей сестры.

Я решила проучить юнца.

— Молодой человек, — проговорила я менторским тоном, — во-первых, любитель спорта должен знать, что очередной номер «Обозрения» выйдет завтра, а поскольку это так, то понятно, что предыдущего номера давно уже в продаже нет, во-вторых, если ты не видел старую тетку шесть лет, то при встрече ей прежде всего следует ласково сказать: «Здравствуйте!»

Он громко расхохотался. Результат моих поучений оказался роковым. Янек немедленно втиснулся ко мне в киоск. Он тут же задел головой за верхнюю полку, и оттуда посыпались старательно расставленные книжки, главным образом такие, о которых говорят «кирпичи». От настоящих кирпичей они отличаются тем, что их трудно продать. Один из флакончиков с духами «Ты и я» разбился, по киоску пошел сладкий приторный запах. Мой племянник уселся на кипу старых газет и продолжал хохотать, пока я растирала плечи, ноющие от его нежных объятий.

— Я сразу понял, что вы не узнали меня, — бубнил он восторженно, — вот и решил вас разыграть. Если б вы и дальше ничего не сообразили, — любезно пояснил он, — я спросил бы у вас адрес гражданки Мильвид.

— Выдавая себя, — в тон ему подхватила я, — за представителя радиовещания, телевидения, кинохроники, а также вечерних газет, желающего получить от меня интервью под названием «Мир, который видишь через окошко газетного киоска». Это на тебя похоже.

Он звучно хлопнул себя по колену. От этого движения почтовая коробка «Роза ветров» слетела на пол, теряя по пути свое содержимое.

— Тетя, вы молоток! — одобрительно сообщил Янек.

— Как ты сказал?

Но Янек не успел объяснить мне, что означает эта формулировка, — Зигмусь Пентка, сын моей соседки, притащил пачку газет и журналов. Зигмусь не бескорыстно осуществляет связь между моим киоском и автобусом, дважды в день доставляющим почту, — я за это откладываю ему «Игры и развлечения».

Только я начала раскладывать газеты и журналы, как в окне киоска показалось улыбающееся девичье лицо.

— Добрый вечер, пани Мильвид, у вас еще есть «Экспресс»? Дайте мне быстренько. Я выскочила на минутку, наш старик будет скандалить.

Из-под длинных ресниц она поглядывала на Янека живыми черными глазами. Янек начал подозрительно вертеться на кипе газет, явно пытаясь выбраться наружу. Но прежде чем это ему удалось, девушка уже исчезла за стеклянной дверью дома наискосок от моего киоска. Там помещалась почта.

— Кто это? Ну, эта… трясогузка? — Янек попытался презрительно отозваться о той, которая явно заполонила его мысли.

— Янек, не выражайся, очень тебя прошу, — строго заметила я и добавила в утешение: — Ее зовут Роза. Она работает на почте. Очень милая девушка, и я прошу тебя…

— Чао, чао, тетя! Явлюсь вечером на кормежку. И пожалуйста, чтоб вареники с вишнями были. Непременно. Вы делаете роскошные вареники.

Рюкзак — кстати сказать, довольно солидных размеров он оставил у разъехавшейся кипы газет, на которой сидел. Конечно, это мне придется тащить домой его багаж.