Барбара Гордон - Адресат неизвестен

Однако я ошибалась.

Когда Янек вышел на берег и лег рядом со мной, подставив лицо солнечным лучам, он сделал мне довольно неожиданное предложение:

— А что, если мы пройдемся в сторону Заколья? Это, кажется, недалеко отсюда.

— Заколья? — искренне удивилась я. Эта прогулка не вызывала у меня энтузиазма. — Помилуй, да что там интересного?

— Там раньше был завод, — неохотно пробормотал он.

— Ну, был. А теперь стоит пустое здание. Оборудование вывезли немцы. А ты что, собираешься стать там директором?

Он ответил не сразу. Закурил и лениво следил за кольцами дыма, расплывающимися в чистом, дрожащем от зноя воздухе.

— А вам не говорили, какой это был завод? Что там делали?

Я пожала плечами.

— Кажется, какие-то пластмассы.

— Значит, все же… — возбужденно шепнул он.

Я решила объяснить ему все.

— Руководители тут были немцы, они, конечно, уехали. Работали на заводе люди, насильно привезенные из разных мест. Разве что… — но я сначала хотела дознаться, по какой причине мой племянник так интересуется заброшенным заводом, и потому спросила довольно бесцеремонно: — Но тебе-то что до этого, дорогой мой?

Он вздохнул с патетической покорностью.

— Вижу, что придется мне посвятить вас в это дело. Вы все равно мне покою не дадите. Правда, я не люблю доверять секреты женщинам. Впрочем, вас, тетя, я вообще-то не отношу к женщинам, — любезно добавил он.

Я приняла эту похвалу без энтузиазма. Он долго копался в своем студенческом портфеле. Там были главным образом фотографии девушек, одетых довольно скудно, зато украшенных пышными растрепанными гривами. Наконец Янек извлек из какого-то внутреннего отделения небольшой конверт, открыл его и протянул мне клочок пожелтевшей истертой бумаги, предостерегая:

— Только поосторожней, тетя.

Я ничего не понимала. На клочке было написано карандашом: «Док. спр. в З.». Я вопросительно поглядела на Янека. Он опять закуривал, пальцы у него слегка дрожали. Он тихо сказал, не глядя на меня:

— Это последняя весточка от отца.

Я чуть не вскрикнула — так я была потрясена, удивлена, опечалена и тому подобное. Однако я вовремя овладела собой. Племянник, вероятно, рассчитывал на мой здравый смысл, а не на любопытство и чувствительность. Поэтому я только спросила:

— Когда ты это получил?

— Осенью, — в его голосе почувствовалось облегчение; я правильно отреагировала на новость. — В прошлом году, незадолго до того, как умерла мама. Пришел какой-то человек, разыскал нас через знакомых. Он приехал из-за границы родственников проведать. Впервые после войны попал в Польшу. Ну, объяснял, почему он только теперь… Что не хотел по почте посылать… Конечно, если б он как следует взялся, мог бы нас найти через Красный Крест или еще как… Чудак, верно? Хотя, кто знает, может, он и прав.

Тем же свойственным ему телеграфным стилем Янек сообщил, что человек этот под конец войны оказался в одном лагере с его отцом. Юлиуш Лингвен уже угасал и не надеялся дожить до освобождения. Проникнувшись доверием к случайному товарищу по несчастью, он попросил, чтобы тот после войны передал его семье слова, нацарапанные на клочке бумаги. Это касалось изобретения, над которым Лингвен работал много лет и которое стало причиной его несчастий. Кое-кто из его довоенных друзей и сотрудников знал суть вопроса, знал, какова цель упорных изысканий и экспериментов молодого инженера-химика.

— Речь шла, тетя, о синтетических материалах, как это сейчас принято называть. А конкретно — отец нашел формулу соединения, очень легкого и прочного. Ну, понимаете, для самолетов, для деталей машин… Кто знает, для чего еще…

Во всяком случае, немцы прекрасно поняли всю ценность этого открытия. Кто-то, по-видимому, старательно изложил им, в чем суть изобретения Лингвена. Перед самой войной начался пробный выпуск продукции. Прежде чем немцы успели захватить фабрику, Лингвен уничтожил всю документацию. Формула соединения и способ производства остались лишь в памяти изобретателя. Оккупационные власти в конце концов выследили Юлиуша Лингвена. Его увезли…

— В Липов? — повторила я с безграничным удивлением, рискуя, что Янек осудит меня: современный человек, по его мнению, ничему не должен удивляться.

— В Липов, — подтвердил Янек. — Отец, понятно, сообщил этому человеку старое немецкое название местности. Сколько я бился, пока узнал, как это называется сейчас! И представьте себе, тетя, что тут построили или, может, приспособили специальный завод, целое промышленное предприятие, чтобы реализовать его изобретение.

— Но ведь твой отец… — Я не решилась докончить: я не могла поверить в это.

— Мой отец, — заявил Янек, — был хороший человек. Вы же его знали, тетя! Но его шантажировали, что жена и ребенок… ну, вы понимаете. И он делал вид, будто что-то стряпает. Но это было совсем не то, чем он занимался до войны. Какие-то опыты он проводил, ну, конечно, не бессмысленные, чтобы немцы не смекнули, что он их водит за нос. Но он всячески выкручивался, чтобы они от этого ничего не имели. Ну, а вообще-то эти немецкие инженеры предпочитали спокойно отсиживаться на заводе, чем идти на фронт. Так что они тоже берлинскому начальству пыль в глаза пускали.

Посланец Юлиуша Лингвена рассказал, что, когда фронт приблизился, предприятие начали эвакуировать. Оборудование вывезли. Инженеры уехали в Берлин. Рабочих отправили в лагеря. Лингвен разделил судьбу рабочих. Он, однако, не хотел, чтобы его изобретение бесследно исчезло. При помощи одного из товарищей по несчастью он спрятал где-то в Липове восстановленную по памяти документацию изобретения. Записка, которую он вручил лагерному товарищу на случай, если тот доживет до свободы, должна была помочь Эле найти бумаги. Война шла к концу, и Лингвен надеялся, что Липов после войны станет польским городом.

— А этот… из лагеря… — с трудом спросила я. — Он… когда он расстался с Юлиушем?

— Вы хотите знать, присутствовал ли он при смерти отца. Нет, и он не знает, когда это произошло. Его вскоре перевели в другой лагерь.

— А эта записка наверняка от твоего отца? Ты, может, не помнишь, но по Польше после войны шлялось немало обманщиков, плели что попало. Порой из корысти, порой просто так.

— На такого он не смахивал. Он ничего от нас не хотел. Зачем бы ему это? Да и вообще мама узнала папин почерк.

— Так что же ты собираешься делать?

Янек даже удивился, что я задаю такой вопрос. Конечно, он собирался начать поиски: найти документацию изобретения и добиться, чтобы продукцию выпускали именно на этом заводе. В Липове.

— Я хотел вам сразу об этом написать. Но вы тогда лежали в больнице. И вообще я как-то растерялся, когда мама умерла. Да зимой я все равно бы ничего не добился. Наверно, понадобятся раскопки, а я не хочу привлекать к себе внимания. Ну, а потом экзамены… — Это он добавил довольно пренебрежительным тоном.