Алексей Макеев - Восьмая горизонталь

– Да, вы не ошиблись, Петецкий – это я. Мне звонили из Союза, предупредили о вашем возможном визите, – на отличном русском языке обратился к ним старик, выслушав Крячко. – Ну, что же… Отчего бы не поговорить с вами о делах тех дней? Мне-то казалось, что они прочно забыты и мало кому интересны из людей вашего поколения. Хорошо, что это не так! Кстати, можете говорить по-русски.

– Вы так хорошо знаете наш язык? – вежливо поинтересовался обрадованный Гуров.

Старик выпрямился и посмотрел на Гурова укоризненно:

– Еще бы мне его не знать, когда я двадцать лет преподавал историю русской литературы в Краковском университете! Поэтому и к русским у меня отношение особое. Народ, создавший такую литературу, – великий народ. Вы, значит, из «Славянского содружества»? Я, знаете ли, тоже панславист. Давно пора вспомнить, что русские и поляки – родные братья. И самая великая ошибка Московии в том, что после Грюнвальда, нашей общей великой победы над немцами, вы пошли не вместе с Ржечью Посполитой. А уж позже, в ответ и мы много чего напутали. Отсюда все недоразумения между нашими народами. Это все ваши попы виноваты. Да наши ксендзы. Ничего нет хуже, когда служители Всевышнего лезут в политику, не их это дело. И все же, как говорил ваш великий поэт Пушкин, это – братский спор славян между собой. Чужакам с Запада не следует в него соваться. И Мицкевич таких взглядов придерживался.

Чувствовалось, что Яцек Петецкий говорит искренне, о многократно продуманном и наболевшем. Его длинные усы сердито шевелились, чисто выбритый подбородок подрагивал. По-русски старик говорил очень чисто, без признаков акцента, хоть в построении фраз ощущалась некоторая чуждость, как бывает, когда человек думает на своем языке, а затем, как бы мысленно, переводит на иностранный, который знает в совершенстве.

– Что же мы стоим на пороге? Проходите в дом, – улыбка Петецкого показалась Гурову дружелюбной и приветливой. – Жаль, что мне практически нечем вас угостить. Я живу один и небогато. Сыновья, внуки – все в Варшаве.

Расположились в небольшой уютной комнате, за круглым столом, застеленным белой льняной скатертью. Сперва беседа складывалась не слишком гладко, старик был несколько насторожен, хоть и не глядел на Гурова и Крячко, как на докучных и неприятных гостей. Но постепенно ледок стал таять. Поначалу речь зашла о делах и годах вовсе далеких: Крячко, уловив интерес пана Петецкого к определенным темам, прилагал максимум усилий, чтобы расположить его к себе. Гуров все больше помалкивал, слушая, как тот вовсю демонстрирует хозяину свою эрудицию в неимоверно запутанной истории Польши, которой, похоже, Яцек Петецкий был страстно увлечен. Хорошо, что Станислав тоже неплохо разбирался в этих вопросах, что, впрочем, для Гурова не было новостью.

Когда выяснилось, что Станислав Крячко не только прекрасно знает династические тайны Пястов и Ягеллонов, но наслышан про магнатов Лещинских, Вишневецких, Радзивиллов и, что характерно, их не путает, хозяин растрогался чуть ли не до слез. А тут еще Станислав Васильевич добавил, что почти уверен: были у него в отдаленных предках поляки, может быть, даже из «староржечевой шляхты». Правда, по материнской линии. Чуть ли не Понятовские, а это о-го-го, какой славный род!

На столе появилась литровая бутыль настоящей «Зубровки», которую пан Петецкий приберегал для особо торжественных случаев.

– Подлинный польский бимбер, такого вы у себя в Москве нипочем не достанете! – довольно сказал он, потирая руки. – Жаль, закусить толком нечем, одни магазинные пельмени да банка соленых огурцов. Еще кусок краковской колбасы, но об нее волк зубы обломает. Да пакет молока в холодильнике. Я же говорю: живу один, много ли мне нужно?

Услышав про пельмени, Стас посмотрел на Гурова с чуть заметной усмешкой и даже подмигнул ему. Все Главное Управление уголовного розыска знало о трогательной любви Льва Ивановича к этому блюду, которое привлекало Гурова тем, что долгого времени и интеллектуальных усилий для своего приготовления не требовало.

– Сейчас мы вопрос с закуской разрешим! – уверенно сказал Крячко. – Есть здесь поблизости ресторанчик с хорошей польской кухней?.. Зачем же туда, нам шум и многолюдство ни к чему, нам и у вас уютно и приятно. А вот взять с собой чего-нибудь такого, э-э… характерного, чего в Москве не достать… К вашему бимберу. Это было бы здорово. Нет, пан Яцек, и не вздумайте возражать! Не только вы нас, но и мы вас угостить желаем, разве же это не по-шляхетски?! Да к тому же мой друг никогда не имел счастья отведать настоящих польских кушаний, когда еще такой случай представится? А о злотых не беспокойтесь, найдутся, на такое дело не жалко.

Ну, злотые не злотые, а определенной суммой в «зеленых» генерал Орлов их снабдил. Доллары – они всюду в ходу, в Польше тоже.

Не без труда, но уговорить Петецкого удалось. Уже через полчаса на столе оказался заказ, сделанный по телефону в расположенный поблизости ресторан «Круково място» – «Воронье гнездо». Несколько странное название, но в Москве и почище встречаются. Вон, на Сретенке недавно открылось заведение с игривым названием «Как у бабуси». И ничего, очень даже вкусно кормят…

Повара «Гнезда» тоже оказались на высоте. Тушенный в белом вине заяц, картофельные драники, раковые шейки с рублеными яйцами, петрушкой и сельдереем, карп, запеченный с квашеной капустой… Самое то, что надо. И с выраженным польским колоритом, а поляки гордятся своей национальной кухней не менее французов.

«М-да, ради одного этого стоило приехать в Гданьск, – думал Гуров, наслаждаясь отличной водкой и вкусной едой и предоставив Станиславу и дальше убалтывать хозяина. – Однако пора к делу переходить. Как бы половчее свернуть на интересующую нас тему? Очень не хочется старика обижать. Хороший старик. Эх, профессия наша окаянная… Выведываем и вынюхиваем. Но ведь впрямую не спросишь: не допускаете ли вы, пан Петецкий, что кто-то из ваших однополчан решил через шестьдесят лет поквитаться за старые обиды? Были ли те обиды – очень даже бабка надвое сказала, хоть я почти уверен: разгром аковского отряда без участия Трофима Таганцева не обошелся. Больно уж все сходится! Только вот, какие, к лешему, однополчане? Им всем, кто еще на этом свете, кому под восемьдесят, а кому и за. Никак наш Икс на старичка такого преклонного возраста не похож. Хотя, постой! А дети? Или даже внуки? Станислав неплохо знает польские обычаи, он же мне недавно в самолете рассказывал, что среди шляхты традиции кровной мести всегда были очень актуальны».

Но сыщикам повезло: ловчить вовсе не пришлось, все словно само собой получилось. Так тоже в их работе бывает, хотя и редко.