Александра Маринина - Убийца поневоле

Он вышел из машины, сияя генеральскими звездами и орденскими планками. Форма необыкновенно шла ему.

Войдя в здание станции метро «Таганская», он поискал глазами дверь, над которой было написано «Милиция», и без колебаний вошел туда. В помещении находились трое милиционеров, машинально вскочивших при виде генерала.

– Здравия желаю! – нестройно поприветствовали они Вакара.

– Добрый день, – не по-уставному откликнулся он. – Я хотел узнать, где похоронен ваш товарищ Константин Малушкин.

Один из сержантов уже открыл было рот, чтобы задать сакраментальный вопрос: «А зачем вам?», но осекся под ледяным взглядом человека в генеральской форме. Вместо этого он спросил:

– А вы знали Костю?

Генерал не счел нужным отвечать на вопрос. Он молча перевел взгляд на лейтенанта, самого старшего из них по возрасту.

– Так я могу узнать?

– В Кунцеве, товарищ генерал, – быстро ответил лейтенант, не выдержавший льющегося из глаз генерала холода.

– Благодарю вас, лейтенант.

Вакар четко повернулся и вышел из помещения.

Через сорок минут он подъехал к кладбищу, купил у входа цветы и подошел к церкви, где стояла маленькая сгорбленная старушонка.

– Здравствуй, мать, – тепло улыбнулся он старушке.

– Здравствуй, сынок.

– Не подскажешь, где могила милиционера? С месяц назад хоронили.

– Кости-то? А вон по левому ряду до конца, потом свернешь направо, там увидишь.

– Не заблужусь? Я тут у вас в первый раз.

– Не, сынок, ты сразу увидишь, там больше всего цветов. Видно, хороший был мальчонка Костя этот, дня не проходит, чтобы молодые к нему не пришли. У кого столько друзей, тому и помирать не страшно, верно, сынок? – прошамкала старушка.

– Отчего же? Помирать всегда страшно, – возразил генерал.

– Так ведь все там будем. А каково умирать, когда знаешь, что о тебе ни одна собака не вспомнит и не пожалеет? А про Костю вона сколько народу помнит, значит, он еще долго на этом свете будет. Так что, значит, по левому ряду до конца и направо. Где цветов много, там и Костя.

– Спасибо, мать.

Могилу Малушкина он действительно нашел легко. Но, не дойдя до нее, остановился, потому что перед ней стояли мальчики, Костины братья. Вакар посмотрел на их лица и все понял. То, о чем вчера пыталась рассказать ему эта женщина из уголовного розыска, вдруг сегодня открылось Владимиру Сергеевичу во всей безжалостной наготе. Дети не должны быть жестокими, дети не должны ненавидеть, иначе, став взрослыми, они не смогут любить. Жажда мести иссушает душу, выжигает ее дотла, и уже никогда ни один росток не пробьется сквозь толстый слой пепла. Эти дети вырастут и захотят отомстить, если этого не сделает сейчас государство. Они причинят кому-то боль и в свою очередь станут для кого-то объектом возмездия. И так без конца… Насилие порождает насилие, боль порождает боль, месть порождает только месть.

Он молча подошел к могиле, положил цветы, коротко кивнул братьям и ушел, не сказав ни слова.

Квартира, в которой временно жила Даша Сундиева, была маленькой и неухоженной, но девушка за время своего вынужденного заточения ухитрилась привести ее в божеский вид и даже создать некое подобие уюта. Она до полной прозрачности отмыла оконные стекла, отчистила с порошком кафельное покрытие в ванной, туалете и на кухне, выстирала и выгладила все шторы, выбрала из разрозненных предметов посуды и безделушек самые приличные и поставила их на открытые полки, вымыла мыльным раствором плафоны на светильниках. В конце концов ее временное жилище стало выглядеть вполне приемлемо. Но для нее это был райский уголок, потому что здесь она могла в любое время встречаться с Сашей и не зависеть от деликатности его друзей.

Саша заметно переменился после разговора с сестрой. Конечно, Даша очень нравилась ему, более того, он был влюблен в нее, как верно заметила сама Настя, по уши. Но как человек, раз и навсегда решивший, что взаимной любви ему на роду не написано, он вел себя сдержанно, ничего не выяснял и не обещал, о будущем не заговаривал и ласковых слов не произносил. Даша, однако, будто бы и не замечала его сдержанности и холодности, не стесняясь, говорила ему о своей любви, ластилась и преданно заглядывала в глаза. Честно говоря, Александр, не привыкший к открытым проявлениям чувств, считал свою подругу несколько глуповатой. И только после мини-скандала, который устроила ему единокровная сестрица Анастасия, он очухался и вроде бы прозрел. И то, что еще вчера казалось ему проявлением детской непосредственности и глуповатости, сегодня вдруг обрело черты совершенно иные. Черт возьми, Дашка любила его! Его, которого в детстве дразнили белесым крысенком и бледной спирохетой. Господи, да за что же ему такое счастье?

– Все равно я не понимаю, к чему такие сложности, – упрямо говорил он своей возлюбленной. – Можно ведь было сделать вид, что ты просто уехала.

– Ну как ты не понимаешь, – терпеливо объясняла ему Даша, ласково гладя его по плечам и спине, – если бы я просто уехала, они бы стали ждать, пока я вернусь. Кто знает, что у них на уме? А так – меня нет. Убили меня. Вот и весь сказ.

– А девчонок зачем к ним в четыре утра посылали?

– Ну, Санечка, ну какой же ты непонятливый, – улыбалась ему Даша. – Вот представь себе, звонят в дверь и говорят: «Здрасьте, я с телефонной станции. Откройте, пожалуйста». Ведь не каждый же откроет. Начнут упрямиться, говорить, что мастера не вызывали, что у них все исправно работает, в конце концов и дверь не откроют, и на станцию позвонят, мол, чего людей зря беспокоите, мы никого не вызывали. А на станции им ответят, что никого не посылали, это, наверное, воры какие-нибудь, сообщите в милицию. А теперь представь, что сначала человеку звонят и говорят: «Это телефонный узел вас беспокоит. У нас обрыв на линии, найти не можем, где повреждение. Сейчас наш мастер по квартирам пойдет». Ну? Откроешь ты ему дверь после этого звонка? Конечно, откроешь, куда ты денешься. Тебе же в голову не придет перезванивать на станцию и перепроверять. Вот и здесь был такой же расчет. Их предупредили, что меня хотят убить, настращали как следует, а потом угрозу выполнили. И никаких сомнений. Понял?

– Ой, хорошо как, – сладко тянул Саша, нежась в постели. – Еще вот тут погладь, между лопатками. Ага, вот здесь. Ой, кайф какой! Кстати, а в четыре утра-то зачем? Днем нельзя было?

– Да ты что! – возмущалась Дарья. – Днем их дома-то застань попробуй! И потом, тут тоже свой расчет был. В четыре утра ты в каком виде дверь открываешь? В трусах и в тапках, а то и босиком. Девочки слова сказали, огорошили их и ушли себе спокойненько. Побеги-ка за ними следом в одних трусах. К тому же в четыре часа сон крепкий, если проснешься – голова чумная, соображаешь плохо. Это твоя сестра придумала. Все-таки она у тебя умная – ужас!