Александра Маринина - Посмертный образ

– А у тебя, судя по всему, такое объяснение уже есть, – заметил Стасов. – Я прав?

– Ты прав, – кивнула Настя. – Смулов создавал посмертный образ Алины. Создавал специально для нас, и делал его таким, чтобы в ее убийстве подозревали как можно большее число людей. Он сам навязал нам Семенцову, Ксению и Харитонова. Он, и никто другой, утверждал, что старший брат Алины требовал свою долю от бриллиантов матери. Ведь насколько я помню, Инга Вазнис этого не подтвердила. Да, недовольство решением старого Вазниса было, но никаких претензий и требований вслух не высказывалось. Во всяком случае, доказательств этого у нас нет, кроме показаний того же Смулова. И еще одно. Шалиско. Тут два варианта – либо Павел Шалиско лжет, либо нет. Если он лжет, если он действительно был влюблен в Алину и преследовал ее, то Смулов не мог не реагировать на это, не ревновать. Это вполне естественно. А что говорит нам Смулов? Что Алина за четыре года не дала ему ни малейшего повода для ревности. Не получается. Другой вариант – Шалиско говорит правду. Тогда Смулов не мог не знать, что все ухаживания, цветы и звонки были лишь игрой, притворством, невинной забавой с целью поддержания имиджа звезды и преданного поклонника. Почему же он не сказал нам об этом? Получается, и в том и в другом случае Андрей Львович говорил неправду. Зачем? Затем, чтобы подсунуть нам еще одного подозреваемого, Павла Шалиско.

– Погоди, а дневник? – удивился Коротков. – Дневник-то мы нашли у Шалиско.

– Ну и что? Мало ли чего мы с тобой нашли. Мы прошли в редакцию, без труда нашли комнату, где стоит стол Шалиско, и если бы не стали его искать, нашего присутствия вообще никто не заметил бы. Я специально выясняла, комната запирается только на ночь, когда все уходят с работы. А стол, если ты помнишь, стоит у самой двери. Заходи, клади что хочешь, бери что хочешь, никто тебе и слова не скажет, дверь целый день нараспашку, даже когда в комнате никого нет.

– Ты хочешь сказать, что дневник подбросил Смулов? – переспросил Стасов, которому все рассказанное Настей и в самом деле стало казаться бредом.

– Я хочу сказать, что Шалиско вполне может не иметь к этому дневнику никакого отношения. Я скажу даже больше: поскольку я человек нахальный, особенно когда у меня такой пожар, как сегодня, я уже успела с утра позвонить Гмыре и спросить, что написано в дневнике Алины. Кое-что я даже записала под его диктовку. Вот такой, например, пассаж: «Все-таки Паша – на редкость милый человек. Я каждый раз порываюсь отдать ему деньги за те роскошные розы, которые он мне приносит на глазах у изумленной публики, а он каждый раз отказывается. Мне так неудобно, что он тратится, а он хохочет. Я говорила об этом Андрюше, он со мной согласился, что нехорошо „выставлять“ Павлика ради нашей затеи, ведь все это нужно мне, а не ему. Андрюша сказал, что в следующий раз сам отдаст ему деньги за цветы, это будет прилично, и у меня душа болеть не будет». Так что же, милые мои? Выходит, Андрей Львович прекрасно знал, что никакой Шалиско не безнадежно влюбленный, не преследовал он Алину, не домогался, не обрывал телефон. И нет в этом дневнике ничего такого, что могло бы заинтересовать Павла, заставить его красть этот дневник у Алины и прятать на работе. Вы посмотрите, что получается: в деле фигурируют шестеро подозреваемых – шестеро! – и все они стали подозреваемыми только потому, что нам их подсунул сам Смулов. Вот. Я все сказала. Теперь убедите меня, что я свихнулась, и я спокойно начну работать дальше. Давайте, ребятки, громите меня.

За столом воцарилось молчание. Стасов допивал остывающий кофе и думал о том, что найти аргументы, опровергающие только что услышанное, будет непросто. Но их нужно найти обязательно, иначе… Что – иначе? Придется смириться с необъяснимым? Смулов не мог убить Алину Вазнис. В его положении это все равно что убить самого себя, загубить лучший свой фильм, прекратить режиссерскую деятельность. Зачем ему убивать Алину? Зачем?

– Зачем? – невольно повторил он вслух.

И Коротков откликнулся как эхо:

– Зачем? Асенька, зачем Смулову убивать Алину? Ты видишь причину?

– Нет, – покачала она головой. – Причины я не вижу. Поэтому и боюсь, что все это полный бред. Остается дневник. Может быть, в нем есть хоть что-нибудь, хоть намек, хоть полслова. Я поеду к Гмыре, возьму этот дневник и буду читать, пока не выучу наизусть. Но чует мое сердце, что это бесполезно. Если бы там было что-нибудь, изобличающее преступника, он не подбросил бы дневник Шалиско. Он же понимал, что если мы выйдем на Павла, то и дневник найдем, и прочитаем, что в нем написано. Кроме того, Гмыря сказал, что записи относятся к периоду с ноября 1993 по март 1995 года. Если причина убийства возникла позже, то в дневнике об этом вообще нет ни слова и быть не может. Одна надежда: там есть какой-нибудь нюанс, который поможет хоть что-то понять. В первую очередь, понять саму Алину, настоящую, а не ту, которую нам нарисовала кисть гениального художника. Знаете, что еще я поняла из фильмов Смулова? Он нас с вами ни в грош не ставит. Он считает нас дураками.

– С чего ты взяла? – вскинул брови Стасов. – Разве это как-то проявилось?

– В жизни – нет, а в фильмах проявилось. У него все преступления раскрываются не сыщиками, а кем-нибудь из заинтересованных персонажей. Супругами погибших, детьми, братьями, друзьями. Кем угодно, только не сыщиками и не следователями. По-видимому, он считает милиционеров недалекими и глуповатыми, и если это так, то наверняка где-то ошибся, чего-то недоглядел, полагая, что в тонкости мы все равно не вникнем. Любой человек, занимающийся творчеством, проецируется в своих произведениях. Хочет он этого или нет, но проецируется. Поэтому и фильмы Смулова так похожи были друг на друга. Он их снимал про одно и то же, про то, что у него сильнее всего болело. Правда, только до «Извечного страха». Потом с ним что-то произошло. В «Сириусе» считают, что это был расцвет их любви с Алиной, ведь и Алина с того момента стала играть намного лучше. Может, следует здесь поискать?

– Вряд ли, – хмуро откликнулся Коротков. – Два года – многовато для причины убийства. Ведь все утверждают, что в последние два года у них все стало совершенно замечательно. Что же, они притворялись целых два года, скрывая от всех медленно зреющий конфликт? Нет, не похоже.

– Не похоже, – согласилась Настя. – Предлагай другое направление поисков, я на все согласна.

– Ага, как что, так сразу мне решение принимать, – возмутился Коротков. – Хитрая ты больно. Не могу я ничего придумать, огорошила ты меня, Настасья. Знаешь, что я предлагаю? Давай сделаем перерыв. Ты поезжай к Гмыре, возьми у него дневник Алины и читай, а я сегодня займусь другими делами. На мне еще четыре убийства висят помимо нашей кинозвезды. Между прочим, если мы с тобой собираемся не опаздывать на работу, то нужно выдвигаться, уже четверть десятого.